– Да, тот ребенок был в самом деле мой, – признал он сухо, по-деловому. – Я лишь пытался помочь тебе остаться наследником. Пытался, но не сумел.

– Трагедия. Невосполнимая потеря для человечества… А плакальщицы с бритыми головами будут?

Себастьян грустно посмотрел на него.

Дети растут и с этим ничего не поделаешь. И почти всем им наплевать на семью. За редкими исключениями, вроде той же Верены. Но если Филипп «кастрирован», что ее ждет в семье? Близнецы еще слишком молоды, не говоря уже о Рене.

Чтобы остаться в семье, она должна стать женою Штрассенберга. И Штрассенбергов вокруг полно. Да вот только Ви внучка Доминика, главы Той ветви. Нет никого равнее ей, чем сыновья графа. А сыновей у него нет.

Снова хлынула ярость.

Даже тех денег, что Ви получит от Лиз было бы достаточно, но с миллиардом дедули Броммера, она была просто Джекпотом с титьками! На эти деньги они могли бы столько всего. Расширить Штрассенберг, выкупив дополнительные земли. Построить еще несколько домов. Продвинуть членов семьи в политике и при церкви. Укрепить самые старые, ветшающие от времени дома.

Может, даже восстановить самый первый Замок!..

Себастьян не раз задумывался о том, чтобы застроить холм и Лизель с дядей готовы были все это поддержать, взамен на свадьбу Ви и Филиппа, но… этот кретин просто взял и сделал вазэктомию! И еще смеет сидеть и строить из себя жертву!.. Он смеет быть агрессивным!

Дядя Мартин, наверное, захочет пику с головой Фила и Себастьян его понимал.

Какого черта я не выгнал его тогда? Когда он дал отцу Райнеру застукать себя с любовником?..

– Что там происходит? – успокоившись, Филипп громко высморкался и заговорил, как ни в чем ни бывало. – Чем занят весь большой мир?

– Ты пьешь и жрешь, сидя взаперти как свинья, потому что боишься выйти и выяснить, что там происходит?

Себастьян прошелся по загаженной комнате. Тут и там валялись клочья волос, покрытые тонким слоем пыли. Мысль, что он только что чуть не умер, решив, будто Филипп мертв, казалась ему постыдной. Он сам бы сейчас с удовольствием его уничтожил.

Слабак! Мой сын – слабак!.. Сам виноват: надеяться на сына Мариты!

– Джессика в больнице, – сказал он вслух. – Признана невменяемой. Челюсть сломана, ребенка она потеряла. Выкидыш, действительно, не твоя вина. Челюсть – твоя, но ее взяла на себя Верена. Этого достаточно? Или ты еще что-то хочешь знать?

Филипп промолчал. Он выглядел, как уличный бомж. Губы дрожали. Глаза были красные.

Граф молча всмотрелся в его лицо, чего не делал с тех пор, как сын был еще подростком. Когда Филипп появлялся дома, как-то странно хихикая или неровно ступая, или что-то искал в Развалинах, или встречался с Джесс.

– Так ее любишь? – спросил он. – Все еще?

– И что с того?

– Тогда на кой черт ты сделал вазэктомию? Она хотела ребенка. Всего-то лишь ребенка!

– Она хотела «всего лишь» захапать наследство матери!.. Хотела, чтоб я плясал по ее указке, как делал Фред! Хотела утереть ему нос! Хотела сына-барона, еще при жизни! Чтоб сделать этой суке ребенка, надо было быть совсем конченым! Таким, к примеру, как ты!

Граф обошел диван и встал у камина, чтоб видеть его лицо. Филипп закрылся ладонями.

– А Ви? Ты хотя бы немного думал о ней? Она же совсем девчонка!

– Джесс тоже была девчонкой, когда соблазнила ее отца, – оборвал сын. – Возраст не имеет значения! Верена – точно такая же, насквозь прогнившая тварь!

– Что она сделала?

– Трахалась за моей спиной с Ральфом, – выдавил Филипп. – И знаешь, я бы даже это стерпел, если бы она мне сказала. Я сам бы очень хотел помириться с Ральфом, найти с ним общий язык… Я не ревнивый… В смысле, ревнивый, но лучше делить с ним бабу, чем жить и работать вообще без него. Но Верена же все отрицала и отрицала, и отрицала… Я бы поверил, если б не Джесс.