– Ну, что ты, детка! Сейчас это было совершенно дружеское предложение! Мне и в голову не придёт целовать Шурочку так, как тебя тогда! Я же не хочу, чтоб мне Макс шею свернул или выломал зуб. В моём возрасте новый-то может уже и не вырасти!

– Папа, – ещё тише звал сын, – А что, разве зубы и в третий раз вырастают?

Макс отмахнулся, вытирая слёзы.

В конце концов, Макарыч с Алекс стукнулись бокалами, сделали по глотку и коротко чмокнулись сжатыми губами.

– Саша? – спросил Макарыч.

– Андрей, – кивнула Алекс.

Когда закуска была съедена до последней крошки, а бокалы опустели, хозяин довольно вздохнул:

– Вот и чудненько… Родная, сделаешь нам чаю? А мы пока на крылечке посидим…

Они сидели на широком, увитом девичьим виноградом, крыльце и пили травянисто-зелёный японский чай со сливками, который им сначала заварила, а потом долго взбивала бамбуковым венчиком Мила. Макарыч курил трубку и жмурился на солнце, Лёня, не отрываясь, на него смотрел.

– Дядя Андрей, вы похожи на капитана.

– Муза дальних странствий, так или иначе, бередит душу каждого мужчины, сынок. Ручаюсь, что и твою тоже. В юности я мечтал о море.

– А почему Вы не стали моряком?

– А чёрт его знает. В жизни больше вопросов, чем ответов. Мечтаешь о кругосветных регатах, а вместо этого всю жизнь стоишь у кульмана. Влюблён в невероятную девушку, а женишься на другой, только потому, что она скромная и порядочная, и станет хорошей матерью твоим детям, которым, к слову, когда они вырастут, не будет до тебя никакого дела. А та, любимая, та с прошлым, та с характером. Нельзя! Ты хочешь научиться играть на трубе, но учишь ещё один язык, потому что это и модно и практично.

– Вы играете на трубе, – улыбнулся Лёня.

– Так это я только после сорока понял, что живу не так как хочу, а как велели. И постепенно я стал счастливым человеком. В кругосветку сходил, и не на белоснежном лайнере, а на старой яхте, с настоящими морскими волками. И на трубе играю – Бог милостив и соседи пока только грозятся пристрелить меня, но, как видишь, я всё ещё жив… Я встретил женщину, которую по-настоящему увидел, понял, разглядел, и никогда с ней не расстанусь. Я счастлив каждую минуту.

Лёня слушал, открыв рот, Алекс смотрела вдаль, Мила нежно улыбалась, опустив глаза, а Макс, вдруг, неожиданно поймал себя на том, что чувствует зависть…

– Справетливости рати, – мягко сказала Мила, – С морем ты всё-таки связан пыл.

– Отчасти – да, – согласился Макарыч и повернулся к Алекс, – Я инженер-конструктор, жизнь посвятил подводным лодкам. К счастью мне не пришлось для этого уезжать из родного города, и работа всегда была, даже в 90-е, а потом отрасль и вовсе в гору пошла, и я сумел перед отставкой даже кое-что заработать и купить этот домик… – он вздохнул, – Ну, хватит мемуаров для одного утра! Макс, насчёт этого щеночка, Моти…

– Да?

– Мы с Милой всё обстоятельно обдумали, почитали, посмотрели фильм, который ты нам рекомендовал. Думаю, мы справимся. Ты говорил, что парень – непоседа, но ведь мы, по сравнению с другими волонтёрами в привилегированном положении – ты-то рядом, не откажешь в помощи или совете. И ещё. Во мне не сомневайся, я не из тех, кто начинает, а потом бросает на полпути. Даю слово. Ну, по рукам?

Макс радостно улыбался:

– По рукам. У меня гора с плеч! Вам нужно для начала познакомиться с Мотькой. Когда будет удобно?

Макарыч просиял:

– Выходные на носу, всё одно к одному! Что принести к столу?

Макс обречённо вздохнул…

От Макарыча шли долго – Лёня решил заглянуть к приятелю, жившему на одной улице с Макарычем, чтобы обсудить какое-то архиважное дело, разговор был очень секретный, и его никак нельзя было доверить телефону в наше время прослушек, чипов и пеленгаторов.