– Как звать? – Приподымая голову, спросил Владимирский.

– Мария Фёдоровна. – Ответила девушка, сидевшая в ногах.

– Да. Странно, это же жеребец, а не кобыла.

Девица покраснела, Пётр ухмыльнувшись подсказал:

– Янычар его кличут, ваше благородие.

– Янычар! Позвал подпоручик. – Жеребец радостно заржал, будто признал хозяина.

– Владимир Владимирович, вы наш спаситель, и мы вам очень признательны, я должна поблагодарить вас. – По матерински стала говорить воспитательница вера Ильинична.

– Да пустяки. Тем более что девушки, наверно на меня злятся.

– За что же им злиться на вас?

– Ну как за что, за то что разрушил их планы выхода замуж, убив их потенциальных женихов. У турок это просто, схватил за косы, приволок и ты уже вторая и третья жена. А если денег нет, продал тому у кого они есть.

Мария Фёдоровна сидевшая в ногах покраснела аж до самых ушей:

– Ну знаете! Ну знаете милостивый государь! Vous ńёtes pas ce gue vous dites.** – И барышня расстроившись отвернулась.

– Oui, sans doute.*** – Подтвердила классная дама.

Владимирский ничего не понял, но попытался оправдаться.

– Мадам, мадемуазель, извините за мой солдафонский юмор.

– Вам не следует много разговаривать. Отдыхайте. – Как-то уж нежно по матерински сказала Вера Ильинична.

И подпоручик сразу заснул, проспав до следующего утра. С утра снова в путь и едва окрепший Владимирский осваивал езду верхом на своём Янычаре, вернув девушкам коляску. Затем они с Петрухой ехали на телеге, занимаясь уроками. Так, как у Денщика напрочь отсутствовало какое-либо оружие, то Пётр получив своё распоряжение трофейную, немецкую винтовку, пока они ехали, учился стрелять. В своём подорожном сундучке, подпоручик обнаружил дневник. Надеясь что найдёт там какие-нибудь записи, проливающие свет на его прежнюю жизнь, с интересом стал перелистывать его. Но в дневнике были только его карточные долги и тех, кто должен ему. Правда на последних страницах он нашёл зарисовки, движения и ведения боя с двумя саблями. Эти зарисовки и записи, позволили ему каждодневно, идя за телегой крутить саблями, привыкая к холодному оружию. Ещё он обнаружил, что понимает по-немецки, который он учил в школе, и которого не помнил в той жизни. И теперь он гораздо лучше понимал по-английски, нежели в той жизни. У него сильно обострилась память, как впрочем и боль в груди. Развлекаясь, он каждый день разговаривал с коллежским секретарём фон Клюге, по-немецки на английском, удивляясь себе, и пытаясь улучшить свой язык. Мышцы его тела были прекрасно развиты, для фехтования, езды верхом, стрельбе из оружия, но не недостаточно для разных физических упражнений. Не достаточно в понимании чемпиона по самбо, а также боевого самбо. Впредь с этим, предстояло усиленно потрудиться.

Седьмого июля они остановились не доезжая Тырново, что бы перекусить и двинуться дальше. Господа военврачи посетили харчевню, одиноко стоящую у дороги. Это была большая изба, увешенная горшками и связками с чесноком и луком. Хозяин корчмы, старый еврей, непрестанно суетился возле господ. За большим столом сидели, коллежский асессор Архипов начальник госпиталя, коллежский секретарь фон Клюге, заурят-прапорщик Паникадилин, он же фельдшер сорока шести лет отроду. Был здесь ещё фельдшер Вася, в погонах заурят-унтер офицера, студент с Санкт Петербургского медицинского факультета, голову его венчал венок из придорожных цветов, шутка от наших курсисток. Которые тоже сидели здесь же со своей наставницей, ну и конечно подпоручик Владимирский. За столом было очень весело, ибо хозяин корчмы поведал господам, что сегодня генерал Гурко занял Тырново.