Летчики 43-го полка Хорошилов Вл., Матиенко Вл., Белоглазов С., Белов В. Аэродром Чойбалсан. 1980-е гг.

Сослуживцы: техники самолетов 43-го апиб. Аэродром Чойбалсан. 1980-е гг.

Костик был не в восторге от этой сомнительной затеи, но спать в тепле хотелось и ему. Всё это время он саркастически комментировал мои действия и в процессе производства обогревателя не участвовал. Длину спирали, а значит и мощность обогревателя пришлось оценивать на глазок, что создавало опасность возможной перегрузки электросети с предсказуемыми опасными последствиями. Не без страха я вставил два голых провода в розетку. К счастью ничего страшного не произошло. Спираль быстро раскалилась до красна и в комнату пошло долгожданное тепло.

У нашего обогревателя был существенный недостаток: спираль сжигала воздух (впрочем, благодаря особенностям окна в притоке свежего не было недостатка) и временами здорово искрили контакты. От ходьбы по комнате деревянные половицы прогибались, «козлы» накренялись и провода сами собой шевелились в электророзетке, рассыпая вокруг снопы голубых искр. К тому же надо было следить, чтобы спираль не сползла к стальным «рогаткам» и не случилось замыкания.

Но по молодости к опасности относишься с бесшабашной легкомысленностью. За искристость Костик прозвал обогреватель «электросваркой» и всё время ворчал на него, потому что тот стоял рядом с его кроватью, поскольку только там была хоть и раздолбанная, но работающая розетка. Обогреватель привнес в наш быт некоторый экстрим, но мы были ему благодарны за даруемое им тепло.

Однажды поздно вечером, когда Костик уже «отключился» и мирно спал под потрескивание работающей рядом с ним «электросварки», я как обычно сидел в своем уголке за шкафом и, пользуясь наступившей тишиной и преодолевая сон, «грыз гранит науки». Через какое-то время я вышел на середину комнаты, чтобы размяться и разогнать сонливость. Вдруг наш обогреватель до того привычно тихонько потрескивавший издал резкий звук и розетка вспыхнула ярким пламенем в непосредственной близости от Костика, который продолжал мирно спать не чуя беды.

– Костя, вставай! Пожар! – заорал я, хлопнув рукой по свернувшей калачиком фигурке под одеялом, сам еще не зная, что делать.

Он очнулся от глубокого сна, совершенно ошалевший от неожиданности, увидел рядом с собой пламя начавших обгорать обоев, что-то закричал спросонья, выскочил из постели и, не переставая кричать, заметался по комнате, ища, чем бы погасить огонь. На беду ему на глаза попалось мокрое полотенце, висевшее на спинке его кровати рядом с полыхавшей розеткой. Он схватил его и замахнулся, чтобы ударить.

– Стой! – опять заорал я. – Током же убьет! – и почему-то метнулся в свой угол, схватил там толстую общую тетрадь в коленкоровом переплете и стал сбивать ею огонь, пока Костик приходил в себя.

Огонь удалось быстро загасить. Даже тетрадка сильно не пострадала. Толстый тугоплавкий переплет немного потемнел и подплавился в тех местах, где я прижимал его к проводам. После первого испуга и растерянности наступило время нервной разрядки.

– Чёрт бы побрал твою «электросварку», – недовольно пробурчал Костик. – Я же тебе говорил, выбрось это чудище туда, где взял.

– А я тебя просил починить розетку, – парировал я.

– Взял бы и сам починил…

– Так ведь ты же аошник20 – лучше меня в электричестве разбираешься. Моё дело бомбы вешать да пушки заряжать.

– Вот теперь перебил мне сон, – не сдавался Костик.

– Еще только час ночи. Успеем, выспимся…

Странное дело, пока мы год (или немного больше) жили вместе, у нас всегда был повод повздорить из-за какого-нибудь бытового пустяка. Временами я страшно злился на него из-за музыки, мешавшей мне заниматься своими «важными» делами: возмущался, заикаясь от распиравшего меня гнева, требовал выключить треклятое радио, а он с улыбкой отвергал все мои доводы, отстаивая своё право на свободу отдыхать так, как ему хочется. Но когда однажды он сказал мне, что переезжает в освободившуюся отдельную комнату и оставляет меня наедине с моими книгами, я вдруг почувствовал, что мой мир рушится, что он предаёт нашу дружбу, что так делать просто нельзя, что нас связывает нечто большее, чем споры о музыке и тишине…