– Много людей шло, – сообщали даурские следопыты. – И с боем шли. Кровь видно.

Ближе к обеду отряд даже вышел на какую-то дорогу, что петляла по голой низине меж заросших сопок. Неизвестный отряд с дощаников явно прошел по ней, подозревая, что все дороги куда-то да ведут.

«Куда вот только?» – задумался Дурной. И вселенная быстро дала ответ.

Полузаросшую дорожку перегородило войско. Более двухсот дауров – наполовину конные, наполовину пешие – явно ждали незваных гостей и изготовились к бою. А далеко за их спинами, где-то в полуверсте, возвышалась лысая горка со срезанным склоном. Макушку той горки оседлала небольшая деревенька. Под хлипким частоколом носились еще дауры – их число толком не определить.

– Ох, чую, у том острожке наши браты незнаемые с дощаников сидять, – вздохнул кто-то из казаков.

– Запоминайте, – пустил приказ по рядам Дурной. – Если бой начнется, то первый залп в пехоту.

– Да с чего? – удивился Турнос. – У их в конях вся сила.

– Да. Но мы стреляем – и бегом в лес. Конница в лес не сунется. Я их породу уже знаю, с коня ни одному всаднику слезать не хочется. Так ведь, Делгоро? Пока они додумаются, мы за деревьями перезарядимся и уже по коннице бахнем. Ясно?

– Да, чево ты изволновался! – улыбнулся Тютя. – Их тута тьфу да маленько! Порубаем в пень!

Санька покачал головой. Конечно, две сотни – не так и много. Только отряд его не для боя в открытом поле снаряжён. Более сорока пищалей – это круто. Но у стрелков защиты почти нет. Копий у бойцов совсем мало, всё больше топоры да сабли. Такой силой пехоту трудно остановить, а конницу… конница их сметет. Такому отряду идеально с дощаника бой вести – тут они и тыщу врагов положили бы… Наверное.

– Ты вдаль смотри, Тютя, – повернулся он к дончаку. – Во всех смыслах. Ну, этих мы перебьем. Только там вон еще воинов немеряно. А у нас уже стволы забьются. Чем остальных бить будем? Одними сабельками?

Санька оглядел казаков.

– Не. И так врагов многовато. Нечего новых плодить.

Дурной срезал две большие зеленые ветви, поднял их над головой и медленно пошел вперед. Когда почти дошел до границы прицельного выстрела из лука, начал призывно махать руками. Дауры долгое время хмуро смотрели на эти однозначные призывы, но, в конце концов, четыре всадника отделились и пошли на разговор.

– Меня зовут Сашко Дурной, и я пришел говорить с вами о мире и дружбе, – заговорил атаман на почти чистом даурском.

Парламентеры, пришедшие явно с самыми мрачными намерениями, на миг смешались.

– Хорошо говоришь, лоча, – хмыкнул крайний левый.

– Только нас не интересуют разговоры о мире и дружбе с вашим родом, – оборвал того явно главный в четверке.

– Не спеши, почтенный, – возразил Санька. – Назови свое имя, и я обещаю тебе, что мы найдем предмет для разговора.

– Не для твоих поганых ушей мое имя, – еще более надменно ответил главарь дауров.

– Но подожди! Хотя бы, выслушайте меня!..

– Лоча так настойчиво просит, – сухо прокряхтел самый старший из переговорщиков. – Значит, нож за его спиной уже просит крови…

– Иди к своим, демон, и приготовься к смерти, – добавил главный.

– Если мы вынем сабли, смерть придет ко многим! И вы нас не переживете! Я же хочу сохранить нам всем жизнь…

– И как такие трусы раньше одолевали нас в бою? – старший даур уже обращался к своим товарищам, считая разговор с лоча законченным.

Санька нервно сжимал кулаки, не зная, как заинтересовать их. И тут тяжелая ладонь легла на его плечо.

– Погоди, Сашика, – на шаг вперед Дурнова вышел Делгоро, полностью заслонив своей тушей от переговорщиков.

– Смотрите, у лоча есть свой ручной даур! – демонстративно рассмеялся самый правый из противников, что старательно горячил свою вороно-чалую лошадь.