Ялка вздрогнула от неожиданности, потом спохватилась, от души поблагодарила и долго махала ей рукой, пока «Голубая роза» не скрылась за поворотом.

Всю дорогу Самсон молчал, попыхивая трубочкой. Вытянуть из него ещё что-нибудь о рыжем травнике Ялке больше не удалось. Они двигались неторопливо, останавливались у одной харчевни, у другой, меняя полные бидоны на пустые, пока, наконец, не стемнело и молочник не отправился домой. Ещё ожидая его в «Голубой розе», Ялка не теряла времени, да и в пути не спала, благо, день выдался тёплым, и теперь знала, что делать. Когда последний постоялый двор распахнул свои двери, девушка уверенно прошла к жене хозяина, улыбнулась и раскрыла мешок:

– Не купите ли вы у меня шаль?

Проснулся Фридрих оттого, что кто-то ненавязчиво пихал его ногой. Несильно, как-то даже по-дружески, мол, рассвело уже, вставай.

Фриц сел и принялся тереть глаза. Зевнул и огля-делся.

И в самом деле рассвело. Тот, кто его толкал, присел и заглянул ему в лицо. Это оказался плотный круглолицый парень, с крутым упрямым лбом и пухлыми губами, по которым вечно ползала какая-то двусмысленная улыбка. Усишки, чуть горбатый нос, а на нём – к зиме бледнеющая россыпь веснушек. Рыжие волосы мелко курчавились. По отдельности черты его лица не вызывали отторжения, были правильными, даже симпатичными, но вместе вызвали безотчётную неприязнь. Было в его лице что-то нехорошее, хитрое, даже плутоватое. Тёмные глаза всё время зыркали по сторонам; прямого взгляда парень избегал.

– Ты чего разлёгся? – с усмешкой спросил он. – Жить надоело?

И голос, и усмешка Фрицу также не понравились. Он сел, потирая бока, и оторопело вытаращился на пришельца. Всё тело у него затекло, а правый бок, похоже, основательно подмёрз. Не спасли ни ветки, собранные для подстилки, ни одеяло, взятое с чердака.

– У меня нет ничего, – угрюмо буркнул он, надеясь, что парень пойдёт своей дорогой и не станет обшаривать его карманы. Карманы, впрочем, у мальчишки были пусты, и только завёрнутый в холстину нож за пазухой холодной тяжестью оттягивал рубаху.

– Вот дурной, – с досадой отмахнулся тот и сморщился. – Ты чё, не понимаешь, да? Свихнулся, что ли: на земле валяешься? Ещё раз заночуешь без костра, на голой жопе – к утру коней бросишь. Поял?

– Что?

– Замёрзнешь, дурошлёп, – разъяснил доступно рыжий. Скривился, передразнивая парня: – «Что»… Тебе повезло, что ночь была тёплая. Городской ты, что ли? Ты откуда?

– Из Гаммель… – начал было тот и прикусил язык, но было поздно – слово уже выскочило. Впрочем, странный парень не обратил на это внимания.

– Из Гаммельна? Ага, – чёрные глазки быстро смерили его от пяток до макушки. – Гм… И куда ж ты прёшь так, налегке, на зиму глядя? На деревню к бабушке? Ещё небось с горшочком маслица и с пирожком?

Фриц набычился.

– Никуда я не иду. Чего пристал? Иди давай своей дорогой. А замёрзну, так не твоё дело.

Парень задумался.

Ему было лет двадцать или около того. Был он невысок, носил суконные штаны и безрукавку из овчины. Рубахи под безрукавкой не было, отчего его голые руки выглядели донельзя нелепо. На удивление добротные, смазанные дёгтем башмаки были заляпаны дорожной грязью. Фриц присмотрелся к нему. Как там описывал Гюнтер? Рыжий, странно выглядит, ходит один, обычно с мешком…

Что у него в мешке?

Сердце его забилось сильней.

– Слушай, – осторожно начал он, не решаясь до конца поверить в свою удачу. – А ты… Ты, случаем, не Лис?

– Что? – встрепенулся тот и посмотрел на Фридриха с недоумением. – Лис? Какой лис? Я не лис. Конечно, если хочешь, можешь звать меня лисом, но я, вообще-то, Шнырь. Иоахим Шнырь. – Он объявил об этом так, будто это имя гремело от Мааса до Рейна, и строго посмотрел на мальчика. – Слыхал, наверное?