Не надо себе льстить, наш полк не уникален. На фронте есть и другие такие части. В любое время они могут прорвать защиту и проводить «Катюши», примерно, на пятьдесят километров. Плюс их дальность. В залпе, кажется, шестнадцать ракет, а я насчитал десять неправильных машин. За три залпа они сотрут среднюю железнодорожную станцию…

Ну, сколько можно! Паша подаёт снаряды, я стреляю. Под грохот пулемётов проезжаем вперёд…

Станцию они обнулят. Да не всякую станцию, а куда приехали интересные части. И не очень нужны пока шпионы, раз господство в воздухе европейцами не завоёвано.

Кстати, это работа штурмовиков, и они точно есть у Гардарики. Уж я-то знаю! Но знают о них европейцы? Есть сомнения. Только оно пока не существенно.

Штурмовики потребуют сопровождения истребителей, а их лучше использовать для поддержания равновесия. Зачем штурмовики, когда есть «Катюши», и танки могут прорвать фронт.

Так что же имеем в результате…

В Европе все такие любопытные? Фугасные, Павлик. Отвлекаюсь на них, жму на спуск два раза.

И что имеем? Любая станция, располага или склады в зоне до ста километров от фронта под угрозой уничтожения. Долго так европейцы воевать не смогут, начнут предпринимать меры. Первое, что приходит в голову, усиление обороны.

Может Европа срочно увеличить выпуск противотанковых пушек? Вряд ли. Значит, больше выроют окопов, нагонят в них солдатиков. Где возьмут силы? А меньше станут рисовать стрелок на картах, к ударам начнут подходить серьёзнее. От фронтового натиска перейдут к операциям.

А нам их оборону танковым батальоном уже не пробить, потребуется больше машин и пехота. И нужна будет перед атакой артиллерийская подготовка, те же «Катюши». То есть оно никак на диверсию не тянет, это тоже целая операция.

Совет с появлением нового оружия резко поднимает ставки. Там всё хорошо понимают? Но с другой стороны, деваться же нам некуда, позади Москва…

– Всё, час прошёл, – сказал Серёга. – Эти у нас крайние. Вылезаем из танка, разомнёмся.

Странный приказ в рейде, но с командиром не спорят. Павлик выпрыгивает первый, я пересаживаюсь на его место…

Эти коробки, блин!

Значит, пересаживаюсь, взяв автомат на всякий случай, и выхожу за Пашей. Делаем по нескольку наклонов и приседаний, со сдержанным удовольствием поглядывая на горящие на дороге машины и разбросанные в художественном беспорядке европейские тела.

Из половины танков тоже вышли экипажи, подающим полезно посмотреть, куда ушло столько фугасных снарядов. И разогнать кровь всё-таки нужно.

– Ты ведь умеешь водить? – спросил меня Серёга.

Сдержанно киваю.

– Тогда поведёшь танк, просто идём в своём взводе, – говорит командир. – Я пока посплю за наводчика, Лёха уснёт на месте подающего, а Павлик всем будет командовать.

Паша покраснел, но словесных проявлений скромности от него не последовало.

– Раз всё ясно, по местам, – сказал Сергей.

Запрыгиваю в водительский люк, автомат положил рядом. Ребята уютно устраиваются на местах. Помогаю уснуть Серёге и Лёхе. Из другой половины машин выпрыгивают экипажи, все с автоматами. Переговариваются, указывая на дорогу, разминаются. Через пять минут запрыгивают в танки.

– Водитель, движение за передним танком взвода, – командует Павлик в шлемофоне.

Поехали безобразить далее.

Наши боевые роли за нами жёстко закреплены, но командир имеет право их менять в бою по необходимости. А бой начался, как пересекли вражеский фронт, даже немножко раньше.

Только свою ответственность Серёга не может никому передать, потому сказал он Паше пока поглядывать, а его слова про командование – военный юмор. Ну, всё, чего не бывает, военный юмор. Можно не смеяться, этим военный юмор отличается от гражданского.