– А какой прок от того, что я в землю феннрийцев, гардаринов, да весконцев отправлял? – говорил фехтмейстер королю. – Что, лучше кому жить стало? Они такие ж люди как мы.

– Прок такой, что земли у нас больше стало! – отвечал Олафу отец. – Что дёргаться на нас боятся! А ты, что, на старости лет, во младенцы превращаешься? Головой забыл как пользоваться?!

Вислав, которому тогда было лет четырнадцать, хорошо запомнил их разговор, особенно в память врезались слова Олафа, которые он спокойно произнёс сразу, как отец закончил гневную тираду:

– Самое глупое, что мы воюем меж собой, а живём-то единой Империей. И враг-то наш даже не Летние Королевства, настоящий враг – всё, что приходит из Умбры.

В юности Вислав злился на отца за то, что тот бранил Олафа. Но с годами он стал благодарен родителю за попытку отговорить фехтмейстера.

Олаф стал командором целой заставы Ордена, а до того, будучи блестящим мечником, он обучал новобранцев. Но долгой и относительно спокойной службы протектором у Олафа не вышло. Бывший фехтмейстер Драконобойцовского замка постоянно лез на рожон.

Однажды Вислав получил известие о том, что Олафа разорвали бесы. Крылатые твари перебили тогда целый разъезд орденских рыцарей. Было Виславу шестнадцать лет. Тогда он первый раз в жизни напился так, что на следующее утро его чуть не стошнило собственными внутренностями. А через пару дней он впервые поругался с отцом.

– Сгинул дурачок, – сказал тогда король Рогдай. – И много ль поубивал он бестий? Кому хорошо-то теперь? Его сынам что ли? Или жёнке? Всякий должен быть на своём месте! Каждому сословию своё и каждому человеку!

– Он не дурачок, – сквозь зубы сказал отцу в тот вечер Вислав.

При воеводах. В великом чертоге замка.

– Я не спрашивал твоего мнения о погибшем, сын, – спокойная холодность короля Рогдая, удалого и скорого на гнев, как и на радость, не сулили ничего хорошего. Никому.

– Фехтмейстер Олаф не был дурачком, ваше величество. Хочу, чтобы вы знали.

От тишины, воцарившейся тогда в чертоге Драгнаморсхьялля, стало слышно, как самый воздух зазвенел от напряжения.

– Отправляйся в свои покои. Достаточно тебе мёда на сегодня.

Вислав тогда послушно встал из-за стола, поклонился отцу и ушёл. Венц, восседавший одесную от государя-отца, глядел на него высокомерно. А Земобор, сидевший между Виславом и Венцом, округлил глаза так, будто сам наговорил отцу лишнего.

После пира отец зашёл к Виславу в покои. Он дал кулаком в ухо Виславу так, что тот упал навзничь.

– Можешь оспаривать мои слова, но только когда мы вдвоём.

Сказав это, он помог Виславу встать и обнял его.

За воспоминаниями Вислав и не заметил как в темнице сделалось сумрачно. Былые дни постепенно увели душу в мир грёз и сновидений. А на следующее утро он разминал мышцы, потом завтракал, а после думал думы, кричал на молчащего надзирателя, ел обед, дремал, отжимался, бился с воображаемыми врагами воображаемым клинком. А после воображаемой брани вспоминал, мечтал, падал замертво, укрывшись одеялами в холодной тесной темнице, как делалось сумрачно.

На следующий день всё повторялось.

Он будто стал героем тех сказаний скальдов и баянов, в которых само время становится ловушкой герою. Впервые за месяц заключения ему стали приходить странные мысли:

«А не заколдовал ли стражу замка какой гардарийский чародей? А не сижу я уж много лет? Не сошёл ли с ума? А может, меня заколдовали? Может, я один на свете знаю, что я есть? Может, я один живой? А весь мир – темница да вид из окошка? Стражник потому и молчит, что нет в нём чувства и нет души! Может? Может! А может, и нет!»