Лисса вновь выдержала паузу, но в этот раз – задумавшись над вопросами.

– Обещаю, – заключила она, – с тобой ничего не будет.

Дана не особо верила «закадычной подруге», но решилась ещё немного поторговаться:

– Хорошо. Договорились: я узнаю у твоего отца о тебе, а ты – больше никогда меня не трогаешь, – немного поразмыслив, вдогонку добавила: – И твои прихвостни тоже. Никто по твоей прихоти меня не тронет.

Лисса, окинув взглядом своих подруг, нехотя согласилась.

Когда они расходились в разные стороны – четвёрка во главе с Лиссой куда-то по своим делам, а Дана к себе домой – она поймала взгляд Булы, и показалось, словно та извинялась. Но Дане было не до этого. Дома её ждали нелюбимые дела, и всю дорогу она только и делала, что думала о том, как отец снова заставит её часами сидеть над камнем, им лично отполированным до ровной глади, и рисовать. Рисовать то, что она уже тысячи раз рисовала. Рисовать то, что ей и вовсе не нужно. Но слово отца – закон. Ей вспомнились слова Лиссы о простых кланах и кланах, где есть Вдыхающие жизнь. Да, однозначно, она, Дана, хотела бы принадлежать к тому клану, которым управляют женщины.

Когда она подходила к своему дому, увидела, как возле короткого забора, толком ничего не скрывавшего, собирались дети от восьми до двенадцати лет и заглядывали во внутренний двор. Её двор.

Дана обрадовалась. Раз пришли зрители, значит, отец снова пытается кого-то тренировать. А также это значит, что она может отдохнуть и ничего не рисовать. Хорошо, что мама не такая строгая и прекрасно понимает её.

В хорошем настроении, Дана зашла домой. Схватив ещё горячий рогалик и ответив: «Хорошо, мам» на услышанные слова о скором обеде, она отправилась в свою комнату. Поставила табурет возле окна и, откусывая от ароматного мягкого лакомства, стала наблюдать за уже разыгравшимся представлением, которое совершенно бесплатно давал её отец.

Хмурый Брол твёрдым поставленным голосом поправлял непутёвого юношу. За этим было комично наблюдать: пусть отец Даны в свои почти пятьдесят и выглядел коренастым, грузным, но при этом ловким воином, однако на фоне рослого увальня он казался коротышом, отчитывающим великана.

– Нет, – Брол отбил тростью учебный меч. – Плохо.

Тогда юноша, высоко подняв меч над головой, со всего размаху обрушил тупое оружие прямо на своего учителя. Но тот успел не только отойти с линии атаки в сторону, но и ударить ученика по впередистоящей ноге.

– Медленно. Ещё раз.

Молодой человек отбросил меч и зарычал. Он сорвал с себя рубаху, и публика охнула одновременно с Даной. На правой груди у юноши засветилась оранжевым нарисованная морда оскалившегося волка. Прямо на глазах человек стал расти, увеличиваясь в объеме, и покрываться густой шерстью. И без того немаленькие руки превратились в огромные лапы с опасными когтями.

– Хочешь ещё раз? Давай! – гулким басом отозвалось то, во что превратился юноша, а на его изменившемся лице получеловека-полуволка показался такой же оскал, что и на тотемном изображении.

– Щенок, – Брол так прожигал взглядом своего ученика, что даже Дану пробрало. – Ты не готов. И опасен. Для самого себя.

Полузверь больше не стал слушать тирады вечно недовольного учителя и бросился на него. Рассекающие воздух когти представителя клана Волка то и дело пытались задеть опытного воина. Но этот «щенок» не знал, что человек, стоящий перед ним – сын Старшего из Вольного клана. Каждая атака проходила мимо него, причём сам Брол не нанёс ни одного удара.

Об этом клане мало что было известно тем, кто всю жизнь прожил в Тотемном городе. Как издревле повелось – город называли либо в честь клана с Вдыхающей жизнь, проживающей в этом самом городе, либо – если таких не имелось – в честь самого сильного клана. Так вышло, что все кланы, пристроившиеся бок о бок к Тотемному, имели названия, связанные с тотемами-животными. Вольный же клан сосуществовал рядом с Рунным. И почему Вольный так назывался – никто не знал. Да и вообще, о том, что представлял из себя этот клан, местные могли лишь строить догадки. Как и о том, почему семья из трёх человек отделилась от родного круга. Ведь клан – это, прежде всего, поддержка и общее дело людей, связанных одной кровью.