Она захлопнула чемоданчик и стала тщательно обыскивать квартиру, начиная с кухни. В холодильнике не было ничего необычного. В посудомойке – три грязных бокала, из которых она пила сама. Кофемашина Nespresso без единого пятнышка. Они оба не пили кофе. Машину подарили на свадьбу, и ее не стали выбрасывать, потому что она подходила к черно-металлической плите KitchenAid, также нетронутой.

В спальне она поискала под кроватью сброшенную одежду. Пусто. К счастью, постельное белье только утром вернулось из прачечной, что позволяло избежать унизительного осмотра. В шкафу она обыскала пиджаки Саймона. Тоже ничего подозрительного. И обход гостиной улик не добавил.

В прихожей тоже ничего не нашлось, кроме стопки нераскрытых писем в верхнем ящике комода. Саймон предпочитал сам вскрывать всю их почту, но за последние пару недель у него явно не доходили руки. Наверху лежала открытка – глянцевое фото пляжа – с надписью «Привет из Испании». От папы, державшего дочь в курсе «новостей»: проблемы с крышей виллы, поездка на местный «раанык» – рынок? Видимо, да. Было что-то про дядю Генри, но разобрать слов она не смогла. Папин почерк становился все запутаннее и угасал в серповидном пятне от вина. Остальные письма выглядели как счета, и Астрид оставила их в ящике.

Пододвигая диван назад к стене и поправляя подушки, она думала о том, что шансов найти улики больше нет. Но она уже знала достаточно. Придется это принять: он ей изменил. Мысль о нем с другой была невыносима. Омерзительна. Забирая полотенце из ванной, Астрид не смотрела на душ. Она хлопнула дверью и пошла в спальню за спортивной одеждой.

В спортзале никого не было. Она выбрала велотренажер в углу и настроила на «невысокие холмы». После получасовой выматывающей езды к гневу добавилось новое чувство: разочарование. Именно горькое разочарование. Он ее подвел. Это не входило в их пятилетний план и тем более в планы этого года. Нужно было решить: уйдет ли она из-за его романа?

До сих пор они были счастливы. Безмятежно счастливы. Им нравилось одно и то же: искусство, еда, путешествия. И друг друга они любили – с самого первого вечера, когда встретились в переполненном баре в Блумсбери и он прошептал ей на ухо, что никогда не встречал никого красивее. Их жизнь, работа, эта квартира – они так упорно трудились. Вместе. Он говорил, что она – его продолжение.

Дорожка на экране тренажера пошла в гору. «Давай, Астрид», – промычала она, сильнее крутя педали. Последний рывок через гребень холма, и она решила, что будет делать. Завтра, когда Саймон вернется, она ему все выскажет. Он извинится, спишет все на мгновенное помутнение ума и будет умолять о прощении. А другой женщине, если она еще рядом, укажет на дверь. И после юбилейной поездки на Кипр все постепенно встанет на свои места. Может, это и есть нужный им тревожный звонок. Ну что же, вызов принят. В конце концов их брак станет только сильнее.

Конечно, Клэр будет в шоке, что Астрид сразу не выгнала Саймона. «Как ты могла его простить? Если б я поймала Уоррена в душе с другой…» Но Клэр необязательно об этом знать. Никому не нужно. Разве Джине сказать – только ей можно открыться. То, что нужно. Картинка на экране застыла – 34 минуты 15 секунд, новый личный рекорд.

Ровно в полвосьмого Астрид устроилась смотреть «Собаке нужен дом». Она свернулась калачиком в углу дивана, натянув шерстяное покрывало до самого подбородка. В руке большой бокал с вином. Она не знала, хватит ли ей душевных сил, чтобы досмотреть передачу. Зачем Саймон все испортил?

Последние пять минут передачи занимал ролик про день, проведенный Пэм вместе с Тоби: Пэм неловко бросает мяч, Тоби катается с песчаной дюны. Затем следовало финальное объявление. Примет ли Пэм Тоби как своего Питомца Навеки? Астрид сжала край покрывала. Да, Пэм сделает все правильно. Должна сделать.