Полетела листва на опушки.
Знаю я, что от горьких осин
Горьковаты подружки-волнушки.
Но светло и просторно в лесу,
Будто солнце весну воскресило.
Здесь не волка спугнешь, не лису,
А раздетую осень России.
1984
***
Я все позабытое слышу.
Созрели тяжелые сливы
И падают гулко на крышу
К ногам лопухов и крапивы.
Избушка похожа на терем,
Высокие окна светлы.
Добавились к прежним потерям
Когда-то жилые углы.
Я слышу: умывшись росой,
Бегу на рыбалку босой…
Внести бы охапку пырея —
Постели не нужно иной,
Прилечь да забыться скорее
За чистой и прочной стеной.
1984
***
Ветер воет, играя ветвями,
В лапах сосен теряясь, метет,
Надувая сугробы и ямы,
Нам суля от ворот поворот.
Вот промерзшая пушка-опушка
Бьет картечью и в очи, и в рот,
Лошадь тащится все же вперед —
Значит, близко лесная избушка.
Скоро будем, любимая, в ней
Губы греть у дымящейся кружки,
Становясь и теплей, и сильней.
1984
Бессмертник
Лошади и коровы
Обходят в песках бессмертник,
Мягкий и золотистый —
С запахом крови.
Стебель почти без листьев,
Так для кого же зонтик?
Песок сухой, а в небе —
Ни тучки на горизонте.
Слышал я: немцы когда-то
Скупали за соль соцветья.
В России своим солдатам
Пытались найти бессмертье.
А лошади и коровы
Обходят в песках растенье,
Которому нет соседей…
Лишь сверху – печальные тени.
1985
Silentium
Уехали гости, а вот
И первый снежок – на деревья.
В деревне Прасковья живет
Да с ней по соседству – Лукерья.
К Прасковье приходит она,
Как только подоит корову.
И проговорят до темна:
От слова – к безмолвному слову.
1985
***
Ландыш – это душа нараспашку,
Свежесть и нежность,
Всей грудью дышу.
Ландыш – это душе передышка,
Перекур одинокий в лесу…
1985
***
Здесь молилась когда-то церквушка.
Купола, колокольня…
Провалилось,
Всё в землю ушло.
Только плещутся волны
Да листья кувшинок —
Зеркала на плаву,
Отразившие темное небо.
Глубина…
Хороший ныряльщик
Вынырнуть может
Там, где либерти-женщина
С факелом грозно стоит.
Провалилось сквозь землю,
А вера осталась —
Та, что в море не тонет,
В огне не горит.
1986
***
Какая скудная зима!
И бездорожье – как болото.
Ругая Господа и мать,
Шофер торчит у поворота,
Машину сторожит свою.
И даже будь ему друзья,
Мы все равно помочь не сможем.
Леском объедем колею,
По гололедице скользя,
Шепча тайком: «Спаси нас, Боже».
1986
Ночная рыбалка
быль
Иван Иванович Перов
И Пётр Петрович Водолазов
В один из майских вечеров
(Им бредень дал старик Алмазов),
Шутя беспечно и легко,
Гонимые попутным ветром,
Сошлись в лесу, недалеко
От берега речушки Светлой.
Сей ручеёк прослыл рекой
С разлива бурного в апреле.
«У старой вербы глубоко», —
Перов промолвил еле-еле.
Он первый раз ходил в ночи,
Стучал зубами от испуга
И непривычки. «Помолчи!» —
Одернул Пётр Петрович друга.
Как за бухгалтерским столом,
Где он полжизни проработал,
Петрович, сразу за селом
Наметив путь, шел как по нотам.
Остановились у реки.
Излуки здесь как переулки,
А под водой лежат пески,
Что золото на дне шкатулки.
Теченье шустрое, как вихрь,
Но общий колорит так беден…
Иван Иванович притих,
И стал разматываться бредень.
Река темна и холодна
С улыбкой смутной, неживою.
Тащили первый раз со дна
Мотню с корягой и травою.
Попалась пара пескарей
Да красноперок легких стая.
Повторно всё пошло скорей,
Само собой произрастая.
Одежда мокрая была
В реке приятна и теплее,
И два капроновых крыла
Раскрылись шире и смелее.
И вот из тёмной глубины,
Волнуясь, шепчет Водолазов:
«Иванович, поправь штаны —
Против течения вылазим».
Натужено упёрлась сеть,
Отчаянно согнулись спины.
Вода упрямая, как смерть,
Их не пускала из стремнины,
Песок сыпучий ускользал…
Лишь на мели пошли быстрее
И с нетерпением в глазах
Сложили створки, словно стрелы.
Мотня ползла песком бесшумным,