Собственно, расправиться с первой горой бумаг сложности не возникло, всего-то потребовалось позвать обслуживающий персонал. Подлежащие хранению в академическом архиве бумаги тоже быстро нашли своё место на рабочем столе (Люций рассчитывал их сразу с утра занести куда надо). Ну, а после этого мужчина сделал перерыв в работе и наконец-то поел. При этом он едва ощущал вкус еды, времени и сил его занятие отняло немало. Был уже поздний вечер, день пролетел как один момент. Однако, вымотавшийся Люций не захотел откладывать на потом разбирательство с последней из груд бумаг. Закончив с трапезой, он упрямо поплёлся в непохожую на саму себя гостиную, затем без особой бережливости или сортировки (уж настолько он устал) сложил бумаги в ровные стопки, да, бурча что-то недовольное под нос, перевязал их бечёвкой и понёс «в последнее пристанище».

Вот тут-то судьба и сыграла с преподавателем злую шутку. Относить тяжёлые и объёмные стопки бумаг следовало бы понемногу, но Люцию захотелось справиться со всем за один раз. Так что он сложил документы в высокую-превысокую башню, кое-как поднял её и… и оступился на одной из верхних ступенек лестницы.

– Вот ты ж! – громко ругнулся Люций и даже добавил парочку матерных словечек, благо вокруг него никого не было. После этого старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий со сдавленным стоном сел на пятую точку и, прижимая к себе ушибленную ногу, начал потирать её. Боль стремительно уходила.

«Хорошо ещё, только таким отделался», – пришла к нему угрюмая мысль.

Действительно, падение с лестницы могло закончиться отнюдь не так невинно. Поцарапанные ладони, боль в икре, синяки – ничто по сравнению с тем, что его голова оказалась буквально в паре сантиметров от ножки перевёрнутого стула. Получить такой ножкой в висок было бы, пожалуй, до ужаса нелепым завершением жизни. Поэтому Люций даже вяло улыбнулся, глядя на разлетевшиеся по полу подвала учебные материалы.

Увы, если бы это было всё. Стоило Люцию по новой собрать бумаги и перевязать их, как возникло крайне неприятное обстоятельство – он понял, что ему некуда стопки документов класть.

В подвале было крайне тесно и не только потому, что само по себе помещение являлось небольшим. Скорее, подобному поспособствовало обстоятельство, что, будучи выходцем из простонародья, Люций никак не мог заставить себя выкинуть ни шатающийся стул с потёртой обивкой, ни комод, ножки которого жуть как погрызла некогда имеющаяся у него собака, ни прочую дурную мебель. Ему отчего‑то виделось, что стоит ему избавиться от такого добра, как его за транжирство тут же начнут порицать коллеги и прочий персонал. Поэтому Люций складировал всю свою старую мебель в подвале (а за десятки лет его преподавания в академии её собралось уже немало) и аргументировал это для себя тем, что на или внутри любого из предметов мебели документы хранить куда как удобнее. Однако, из‑за этих самых документов (не выкидываемых годами), в подвале к настоящему дню места живого не было.

– М-да, это когда же я перестал от старых бумаг избавляться? – даже поразился Люций, прежде чем его взгляд уткнулся в три огромных деревянных короба с вещами бывшей невесты. При этом сперва ему захотелось положить новые документы именно на эти ящики, но внезапно возникшее раздражение остановило.

Ни с того ни с сего Люций гневным взглядом обвёл принадлежащий ему подвал. Руки его даже подрагивали, а щёки покраснели. Нога и то с силой пнула лежащую на полу стопку бумаг.

«Да сколько можно? Сколько можно копить всё это в себе? – вновь сосредоточив взгляд на ящиках, подумал Люций и мысленно закричал. – Хватит! Избавиться. Мне от всего здесь нужно избавиться!».