– Тогда давайте подумаем о его будущем, Юрий Генрихович, – обратилась депутатша к областному чиновнику. – Мы обязаны поддерживать таланты.

– Ну как отказать представителю народной власти? – масляно взглянул на нее тот. – У нас в интернате для одаренных детей как раз есть место. Считайте оно его. А вы, – взглянул на Котова, – готовьте документы.

«Вот оно! – внутренне заликовал я. – Все по плану!»

– А теперь иди, Лазарь, – благосклонно кивнул мне заведующий. – После тихого часа вас поведут в кино. На «Чапаева».

Выйдя из кабинета, я сделал в пустынном коридоре сальто-мортале, а затем вприпрыжку побежал вперед. Жизнь казалась прекрасной и удивительной.

На заходе солнца в летнем кинотеатре мы смотрели кино про легендарного героя Гражданской войны. Василий Иванович лихо вел бойцов в атаку, Анка расстреливала из пулемета «психов», ординарец Петька целовал ее в щечки – поскольку секса в стране тогда еще не было.

Наступило очередное лето, воспитанник Донской перешел в четвертый класс, ожидая радостного известия. Его не было. А потом по интернату прошел слух, что в заведение для одаренных отправляют Сашку Петровского, того самого, к кому приходила бабушка. Он был троечник и лентяй, а кроме того, ругался матом.

– Как же так? – возмутился я и отправился к заведующему.

Тот все подтвердил, отворачивая глаза и барабаня по столу пальцами. Как оказалось, бабушка Петровского в молодости была сподвижницей Коллонтай, и предпочтение было отдано ее внуку. Это была первая несправедливость в этой жизни, и это меня здорово обидело.

Внутренние составляющие тоже расстроились и стали давать советы.

– Рви отсюда за бугор, – рекомендовала чекистская. – Я расскажу, как все сделать без шума и пыли.

– Не вздумай, лучше напиши явку с повинной, тебе поверят, – возражала прокурорская.

– Не сепетись, – советовали шахтерская с морской. – Учись. А то опять загремишь в забой или на подводную лодку. Тебе что, больше всех надо?

Я внял гласу последних. И чтобы загасить обиду, а заодно отвлечься от дурных мыслей, вплотную занялся физическим трудом. Который, как известно, помогает. В то время за «Железным занавесом» (так именовали нашу страну заокеанские друзья) во всех школах культивировалось трудовое воспитание по Макаренко. Там имелись учебные мастерские и даже подсобные хозяйства, где детей обучали трудовым навыкам. В постсоветской России сие похерили. С подачи демократов. Мол, нарушение прав ребенка.

Поскольку подсобного хозяйства в нашем интернате не имелось, я стал трудиться после уроков дополнительно в столярной и слесарной мастерских, сбивая табуретки, а также вытачивая болты напильником. А затем в жизни Донского свершился поворот. Меня усыновили. Такое в нашем заведении случалось. И сироты завидовали счастливчикам.

В тот майский день, орудуя в поте лица киянкой, я вершил очередную табуретку, когда меня вызвали к заведующему. Сперва заставили умыться и облачиться в выходной костюм: солдатского образца шерстяную гимнастерку с блестящими пуговицами, затянутую кожаным поясом с бляхой, широкие штаны и тупоносые ботинки. «С чего бы это?» – размышлял я, цокая подковками по коридору.

В кабинете заведующего, который был явно не в себе, на диване сидел представительный, средних лет мужчина, в шляпе и с орденскими колодками (не иначе, фронтовик), а рядом с ним молодая особа в бархатном платье с золотой брошью и ридикюлем крокодиловой кожи на коленях.

На мое «здрасьте» пара величаво кивнула головой, а заведующий ткнул дрожащим пальцем в стоявший в центре стул – присаживайся. Я сел, ожидая, что будет дальше.