– Это… племянника? – шёпотом спросила Эмма.

– С чего это ты вдруг зашептала? – поинтересовалась Долли. – Боишься, что тебя услышит дух старого Клипербуша? Уверена, что он давным-давно в Америке.

Она подошла к автомобилю и глянула через стекло.

– Н-нет, этот явно не Клипербуша. Уж больно фанфаронский, на мой вкус.

Эмма огляделась по сторонам и поёжилась, она чувствовала себя здесь неуютно.

Большая парадная дверь дома была немного приоткрыта. Долли потянула Эмму туда.

– Идём. Внутри всё не так уж плохо.

Но и внутри дом показался Эмме таким же мрачным.

– Ох, – вздохнула она, – если бы меня заставили жить в таком доме, я бы тоже сбежала за границу.

Племянника Клипербуша они нашли наверху в спальне – единственной комнате, не заставленной старой громоздкой мебелью. На стене висели два плаката: на одном был изображён Гранд-Каньон, на другом – плывущий по Миссисипи пароход. Рядом с кроватью стояли два собранных чемодана.

Альберт Гансман прощупывал матрац своего покойного дяди.

Долли постучалась в открытую дверь.

– Зря стараетесь, – сказала она, – ваш дядя всегда относил свои деньги в банк.

Племянник Клипербуша обернулся.

– Вам-то что тут надо? – набросился он на Долли.

Та же изобразила на лице свою самую любезную улыбку.

– Герр Гансман, мы пришли сюда по поводу Миссисипи – кобылы вашего покойного дяди. Я Долорес Блюментрит. Возможно, вы меня ещё помните. Мы несколько раз встречались с вами в этом доме. А моё хозяйство – у деревенского пруда. Ребёнком вы там нередко околачивались.

– Ах ну да! Конечно! Деревенский друг животных. – Альберт Гансман рассмеялся. Прозвучало это не очень приятно. – Припоминаю, припоминаю. Такса-Долли – так мы вас всегда звали. Я и мои друзья.

– О, мне вспоминаются некоторые прозвища пообиднее, – заметила Долли.

Эмма перевела взгляд на неё. Долли-то улыбалась, а вот её глаза не смеялись.

– Я слышала, что вы хотите избавиться от кобылы вашего дяди, – продолжала она. – Это правда?

Гансман кивнул.

– Да. Я уже вызвал забойщика. Ведь её не продашь, вы бы её только видели.

– Именно, – поддакнула Долли. – Потому-то я и здесь. Я с удовольствием взяла бы кобылу к себе. А вы избавились бы от неё, не сходя с места и не заплатив ни пфеннига. Да и лошади жилось бы у меня хорошо.

Гансман наморщил лоб.

– Честно говоря, мне безразлично. Хотите заполучить эту клячу, дайте мне больше того, что платит забойщик. Очень просто.

– Да что вы? – Долли всё ещё глядела так, словно считала своего собеседника славным малым. Эмме ничего не оставалось, как лишь восхищаться настолько талантливым притворством. – И сколько же?

Гансман дёрнул плечом, стряхнул с костюма паука и раздавил его.

– Забойщик платит мне триста марок, дайте четыреста – и лошадь ваша.

– Знаете что? – Долли убрала со лба седые волосы. – Я дам вам двести. Всё, что у меня с собой.

– Что? – Гансман снова расхохотался. – Это что, дурацкая шутка? На такой вздор у меня нет времени.

– Именно, – опять поддакнула Долли, – у вас нет времени. По вам сразу видать. Вот я и предлагаю вам двести марок. Ближайший забойщик лошадей – толстый Пит, а он живёт далеко, очень далеко. И вообще, он всегда ужасно тянет резину. Что он вам сказал? Пообещал, небось, что приедет послезавтра? Или послепослезавтра? Тогда можете спокойно накинуть ещё денька четыре. На Пита никогда нельзя положиться. Вот вы позвоните ему. – Долли указала на переносной телефон, торчавший у Гансмана из кармана куртки. – Вон ведь у вас какой замечательно удобный аппарат. Позвоните Питу и спросите у него, когда он заберёт Миссисипи.

Альберт Гансман поглядел на Долли, вытащил было телефон – и снова засунул обратно.