– Ладно, но лучше делайте обход по траве! – выпалила она, отходя от окна.
Дол прошла в ванную – при спальне была своя ванная, – выпила воды, вернулась в комнату и присела на край кровати. Они наверняка заберут Циммермана. А может, и кого-нибудь еще. Дол сидела, опустив плечи, устало закрыв глаза и в задумчивой нерешительности наморщив лоб. Она попыталась собрать мысли в кучку, но ни одной толковой вроде не нашлось, а если и нашлось, то как, ради всего святого, с ней поступить? Может, выкинуть это проклятое дело из головы и признать свое поражение?
Нет! Дол посидела немного, держась за это свое «нет».
Затем стиснула зубы и встала. Конечно, все это совершенно бесполезно, и ее мозг выдохся. Но если она идет по верному следу и если они действительно завтра заберут Циммермана, то у нее не останется свободы действий и придется идти к Шервуду с повинной головой: рассказать о вранье Джанет и выложить правду об отпечатках пальцев на арбузе. А значит, нужно действовать немедленно. Дол посмотрела на часы: два ночи. Полицейские будут здесь уже через шесть часов. Может, все-таки стоит попробовать прижать Джанет к ногтю. Нет, пожалуй, не стоит. Все уже сто раз прокручено в голове. И если ее оценка Джанет хотя бы наполовину верна, это будет ошибкой. Хорошо. Тогда остается только Циммерман. У Дол имелось два рычага воздействия на Стива, если она не ошиблась: и время само по себе, и состояние неизвестности наверняка успели измотать его, не говоря уже о сильном возбуждении, давшем о себе знать, когда он делал предложение Сильвии.
Хорошо. Значит, Циммерман. У Дол словно камень с души свалился. Цель установлена. Дол подошла к зеркалу и увидела, что выглядит ужасно. Краше в гроб кладут. Но тут уж никуда не денешься. Жалкие потуги навести красоту вряд ли исправили бы положение. Осторожно, но решительно повернув дверную ручку, Дол оказалась в холле.
Дверь она оставила открытой, чтобы в холл падал свет. Прошла в сторону лестничной площадки, где коридор расширялся, и завернула за угол. Здесь было намного темнее, хоть глаз выколи, и Дол немного постояла, чтобы глаза привыкли к темноте. Различив наконец дверную раму, она двинулась дальше и остановилась у первой двери слева. За запертой дверью располагалась спальня, освободившаяся после смерти Пи Эл Сторрса; рядом должна была находиться комната Циммермана. Дол, держась за стену, добралась до двери, нащупала филенку, осторожно постучала костяшками пальцев и стала ждать. Ни звука. Дол снова постучала. Нет ответа. Не желая поднимать на ноги весь дом, особенно полицейского в холле внизу, она осторожно повернула ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, легонько толкнула ее и вошла. Тихий призыв: «Стив! Стив!» – имел тот же результат, что и стук в дверь. Решив, что Циммерман крепко спит, Дол осторожно закрыла дверь до щелчка и произнесла чуть громче:
– Стив! Это Дол Боннер.
Нет ответа. И внезапно она поняла, что в комнате слишком тихо, слишком тихо даже для безмятежного сна. Мертвая тишина. В комнате никого не было. У Дол екнуло сердце. Нащупав возле дверного косяка выключатель, она включила свет. Повернулась взглянуть и оцепенела, ни разу не моргнув от резавшего глаза света.
Несколько секунд Дол стояла не шелохнувшись, потом собралась с силами, вытянула назад руку и попыталась нащупать за спиной дверную ручку, но не смогла. Пришлось повернуться и схватить ручку. Это помогло преодолеть ступор. Осторожно открыв дверь, она шагнула в холл, а потом не менее осторожно закрыла за собой дверь. Дол судорожно вздохнула – ее вздох, скорее, напоминал всхлип, – но это тоже немного помогло. Она проскользнула обратно в сторону главного коридора, прошла в открытую дверь своей комнаты, отыскала возле диванчика у окна туфли без каблука, села и дрожащими руками обулась. Затем вернулась в коридор и по лестнице спустилась в прихожую. Увидев в начале третьего ночи полностью одетую молодую женщину, сидевший на стуле полицейский ошарашенно вскочил с места.