– Выходит, вы не знали о показаниях садовника?

– Нет.

– То есть вы его не видели?

– Я вчера искал не садовников. Я был для этого слишком зол.

– Злы на кого? На Сторрса?

– Нет. Хотя, полагаю, и на него тоже. Короче, на всех. Вчера в половине пятого я был зол на весь мир.

– Тем не менее вчера утром вы были настолько злы на Сторрса, что в присутствии троих свидетелей пригрозили приехать сюда и задушить его.

– Неужели?! – Лен выразительно поднял брови. – Возможно, и так. Однако отношение случаев угрозы убийством к реальным убийствам – миллион к одному, так что прикиньте ваши шансы что-либо доказать. В любом случае я согласен, что вы имеете полное право предъявлять мне претензии. Вчера вечером я солгал, чего не имел права делать. Теперь, насколько я понимаю, мне следует объясниться, хотя мое объяснение никуда не годится. Одним словом, в него можно с тем же успехом верить и не верить. Мне было просто лень говорить правду.

Бриссенден издал странный звук – нечто среднее между скептическим фырканьем и злобным рыком.

– Чисхолм, вы что, пытаетесь изворачиваться? – спросил Шервуд. – Не советую.

– Я вовсе не изворачиваюсь. Когда вчера на теннисном корте я встретил мисс Раффрей и она спросила меня, удалось ли поговорить со Сторрсом, я поленился объяснять, что застал его спящим на скамье и решил не беспокоить. В результате я просто сказал, что никого не нашел. Когда чуть позже мисс Боннер задала мне аналогичный вопрос, я, естественно, ответил так же, и остальные это слышали. Поэтому, когда вы вчера спросили меня о Сторрсе, я счел бессмысленным противоречить самому себе и вдаваться в объяснения. Я бы не назвал свое поведение попыткой изворачиваться. Хотя, конечно, и совершил промашку. И вот теперь сижу здесь и взываю к вам отпустить мою грешную душу на покаяние.

– Это единственная причина, если верить вашему нелепому объяснению, почему вы преднамеренно лгали официальным лицам, уполномоченным расследовать насильственную смерть человека, которому вы угрожали убийством именно в тот самый день, когда это убийство и было совершено?

– Ну да, единственная, – кивнул Лен. – Вы делаете из мухи слона. Я ведь сам сказал, что совершил промашку.

– И больше вам нечего добавить?

– Абсолютно нечего. И я буду твердо стоять на своем.

– Итак, теперь вы утверждаете, что видели Сторрса в том месте, где его впоследствии обнаружили мертвым, и он безмятежно спал на скамье?

– Вот именно. Все, что я говорил вам вчера, было абсолютной правдой. За исключением того, что я не видел Сторрса. Итак, я покинул поместье Фольца незадолго до половины пятого и пришел в Берчхейвен по лесной тропинке. Я собирался найти Сторрса, умаслить его и, быть может, получить обратно работу, которой лишился. Дворецкий сказал, что он не в доме. Поискав в саду, я вспомнил, как мисс Раффрей говорила, что он любит днем подремать под деревом возле рыбного пруда, и отправился туда. Он лежал на скамье. Спал как убитый. Короче, очень крепко. Я приблизился, но не стал его будить, сообразив, что он явно не слишком обрадуется и будет не в духе. Тогда я посмотрел на часы, задумавшись о том, кого бы попросить подвезти меня до Огоувока, чтобы я успел на нью-йоркский поезд. На часах было без двадцати пять. Я поднялся на холм, обогнул дом и встретил у дверей мисс Раффрей, которая только что пришла из поместья Фольца. Увидев меня, она предложила сыграть в теннис.

Шервуд впился глазами в Лена:

– Итак, Сторрс спал на скамье. Скажите, положение, в котором он лежал, позволяло протянуть у него под шеей проволоку, не потревожив его?

– Не знаю. Не пробовал.