– Кто вы? – прерываю его явно давно и тщательно подготовленную речь.

Блондин сбивается, бросает на меня недовольный взгляд из-под светлых ресниц, но быстро берет себя в руки и снова становится сама любезность.

– Можешь считать нас специальным подразделением.

– Подразделением чего? – не удовлетворяюсь ответом. – Разведка? Наркоконтроль? Полиция? Служба безопасности?

«Не слишком ли много вопросов?» – так и читается на лице собеседника, будто и не он только что начинал речь о том, что мне есть, что спросить. Он явно колеблется, стоит ли мне говорить, но потом все же коротко изрекает:

– СБ.

Понятно. Поджимаю губы. Для этих типов практически нет ограничений в полномочиях. Вот почему полиция Нижнего мира так поджала хвосты при их виде.

Блондин внимательно следит за выражением моего лица, потом интересуется:

– Теперь мы можем продолжить?

Вы можете даже сжечь меня на костре посреди главной площади и сказать, что это меры безопасности государства… Ясное дело, не говорю этого вслух, только киваю. Думаю, он все и так прочел по моим глазам.

– Итак. – Переплетает на столе длинные ухоженные пальцы жителя Верхнего мира. – Меня зовут полковник Коннери, полковник Сэм Коннери. Можешь обращаться ко мне «полковник». – Можно подумать, мне бы пришло в голову назвать его «дядюшка Сэм». Киваю. – Я бы хотел тебе кое-что предложить, – продолжает полковник, – но сначала я должен узнать о тебе некоторые детали.

– Вы ведь уже узнали обо мне больше, чем знаю я сам, – решаю говорить начистоту.

– Отчасти, – соглашается Коннери, – но мне известны факты, меня же интересуют мотивы. Например, почему ты лишил мальчика глаза?

«Мальчика», ну надо же. Что я могу сказать? Что у меня не было выбора? Что это была самооборона? Что… Никто тут не ждет от меня умных речей и рассуждений, поэтому отвечаю коротко и грубо:

– Потому что этот «мальчик» чуть не лишил меня задницы.

Питер внезапно закашливается. Полковник хмурится. Надеюсь, однажды кто-нибудь скажет Питу, что маскировать хохот кашлем – избитая классика.

– То есть, ты спасал свою жизнь? – продолжает Коннери. Что ж, в выдержке мужику не откажешь.

Пожимаю плечами.

– Я сказал, что спасал.

По-прежнему не думаю, что моей жизни что-то угрожало. Цель Боба была унизить и подчинить.

– Хорошо, – принимает ответ полковник. – А другой? Морис Рамзи?

Сглатываю. Вспоминаю испуганные глаза Мо.

– Ложь! – Не буду оправдываться. Если не верят, их личное дело.

Но я ошибаюсь, Коннери не собирается обвинять, только добавляет:

– В его шее была та же отвертка, что и в глазу Клемменса.

Хочу промолчать и снова сделать каменное выражение лица, но не могу. Наверное, слишком много молчу все эти годы.

– И как вы себе это представляете? – Сжимаю пальцами подлокотники кресла, а корпусом подаюсь вперед. – Я вонзаю отвертку в Боба, потом выдергиваю ее, стряхиваю глазное яблоко и нападаю на Мо? Зачем?

– Убрать свидетеля? – предполагает полковник.

– Мне нужна была бы автоматная очередь, чтобы убрать всех свидетелей, – отрезаю жестко.

– Хорошо. – Барабанит пальцами с ровно остриженными ногтями по столешнице. – Что ты делал после того, как воткнул отвертку в глаз Роберта?

– Натягивал штаны, – отвечаю чистую правду и замечаю краем глаза, как бледнеет Питер. Кажется, он только сейчас понимает, что слова про задницу не были метафорой.

– И кто же, по-твоему, убил Мориса Рамзи? – не отстает Коннери. Уж его-то история со штанами не впечатлила.

Боб. Кто же еще? Отвечаю:

– Меня там не было. – Не буду говорить о том, чего не видели собственные глаза.

– Хорошо. – Уголок рта полковника почему-то ползет вверх, будто ему понравились мои ответы. – Думаю, на данный момент мы уже кое-что прояснили. – Только приподнимаю брови и молчу. Что он там для себя прояснил, понятия не имею. – А теперь перейдем к делу. – Он тянется к ящику стола и достает кипу фотографий. Напечатанные на бумаге снимки – это немыслимая роскошь, мне очень давно не доводилось их видеть. – Смотри. – Коннери кладет пачку на стол и подвигает ко мне одним пальцем. Его взгляд мрачнеет.