23-й день первого зимнего отрезка Элемента, Предел

Кай

Хуже кошмарной тесноты здесь был только запах. Сгнившая пища, немытые тела, плесень – Каю казалось, что он уже почти разучился дышать носом, но стоило немного забыться, и к горлу обязательно подкатывала тошнота. Это здорово помогало сэкономить на обеде.

Хозяин, бессовестно улыбаясь, спросил за ночлег втридорога – такая дыра просто не могла стоить этих денег.

– За молчание, – он смерил одежду Кая оценивающим взглядом. Хорошо хоть, удержался от прощупывания Стихии. – Идет?

Кай мысленно пересчитал монеты, которые ему дала перед побегом мать. С такими тратами долго не протянуть. Но если хозяин решит обратиться к цензорам, протянуть предстоит еще меньше.

– Идет.

Кай открыл крошечную раму почти под самым потолком, но лучше не стало: комната мгновенно наполнилась дымным чадом. Окно выходило на узкую улицу, грязную и шумную, как и все в этом районе – очень бедном и очень далеком от Дворов. Это сейчас было самым главным.

Кай лег и закрыл глаза, пытаясь поскорее провалиться в сон, но тревожные мысли все крутились в голове. Он стиснул в руках одеяло, от старости настолько истончившееся, что оно уже больше напоминало застиранную простыню. Нельзя было просто ждать по грязным ночлежкам, бесцельно блуждая по окраинам, пока не кончатся деньги. Необходимо что-то придумать, найти кого-то, решить, что делать дальше…

В Пределе не к кому пойти. А до других городов, где можно было затеряться, еще нужно добраться незамеченным, и Кай не имел представления, как это сделать. Стихия выдаст его при первой же возможности, и ведь его наверняка уже разыскивают.

Кай перевернулся на бок и зажмурился сильнее. Он старался убедить себя, что с Майей все будет в порядке, но мыслями то и дело возвращался к ней. Что, если кто-то из цензоров решит закончить начатое? Раз за разом Кай пытался придумать хоть один способ как-то помочь им с матерью или хотя бы узнать, что у них все хорошо и они добрались до безопасного места. Но все казалось неосуществимым. Кай многое бы отдал сейчас за весть о том, что Майя цела и пойдет на поправку.

В углу послышалось копошение, и он сразу же открыл глаза и сел. Две толстые крысы, нимало не таясь, занимались своими делами. Единственные, кажется, кому тут жилось хорошо и вольготно. Сам Кай все эти дни вздрагивал от каждого шороха, уверенный, что в следующую секунду откроется дверь, за которой окажутся пришедшие по его душу цензоры. Повсюду чудился тяжелый просоленный дух Водных тюрем.

Кай опустился на подушку и не мигая смотрел в угол, затянутый паутиной, пока глаза не начали слезиться и болеть. Тогда он прикрыл их, страшась предстоящих кошмаров и одновременно отчаянно желая поскорее провалиться в них.

Во снах, пусть порой и ужасных, он оказывался не один. Кай искал в них Майю, блуждал по ставшим вдруг чужими Речным Камням, спорил о чем-то с матерью – такой непривычно молодой в этих видениях, – но рано или поздно где-то вдалеке мелькала знакомая рыжая коса. Кай бросал все и устремлялся туда, преодолевая, как это бывает во снах, за миг огромные расстояния, совсем не чувствуя усталости. Дарина поднимала взгляд, улыбалась, и почему-то Кай точно знал: она правда его слышит, не может не слышать. Молчать или лгать ей тоже было невозможно.

Кай чувствовал: она в безопасности, им с Литой удалось добраться до убежища целыми. Это интуитивное, ничем, кроме снов, не подкрепленное знание было единственной светлой и ободряющей мыслью все эти дни.

…Сегодня Дарина тянула к нему руки, словно давно ждала встречи в этом усыпанном желтыми листьями незнакомом дворе. Непривычно радостная, с широкой улыбкой на разрумянившемся лице. Казалось, ей не терпится сообщить какие-то новости.