– Более-менее. Особенно мне насчет девственниц понравилось.

Оба расхохотались, очень довольные друг другом. Жизнь была прекрасна и удивительна. А впереди ждало много разнообразных сюрпризов. Сюрпризов. Разнообразных. М-да…

Алафрида – дура. Коза наша и то умнее. В роду Хундилы все такие. Кроме Ханалы. Но Ханала тоже от старости из ума выжил. Поверить, что Гееннах, сам Гееннах, который в кузне у огня сидел да не только с Травстилой – с самим Овидой-жрецом умные речи вел, чтоб сам Каумантиир Гееннах – в квеманского болотного духа перекинулся! Даже глупой козе известно, как болотные духи огня боятся. Хороши, одним словом. Прибежала дурная девка, завопила – они и поверили. Всполошились, кинулись – как на рать. Немудрено, что разгневался Аласейа. Огнем и дымом ярость свою явил. Да так, что перепугал всех мало не до смерти. Поняли: сейчас разметает-разорвет всех Аласейа. И разорвал бы, да Овида вовремя подоспел. Закричал по-особому, тем голосом, которым к богам обращается. Не внял Аласейа, потому что не бог он, а великий герой. Но ярость поумерил. И умалился гнев Аласейи, потому что и богов умеет смирять Овида, и зверей диких. Вот и с героями небесными Овида – в равных. А Аласейа, небесный герой, Книве теперь – родич. И Сигисбарну. Сигисбарн уже сказал Фретиле-отцу: когда поедет небесный герой Аласейа к Одохару в бург – славы искать, Сигисбарн тоже поедет. Негоже родичу небесного героя в земле ковыряться.

Отец Сигисбарна обругал. А зря. Может, теперь и вовсе на земле работать не надо будет. Аласейа Рагнасвинте рассказывал: повинуются ему духи земные, водные и небесные. Квеманский болотный дух, что лихорадкой людей губит, у Аласейи на посылках. А скучно становится Аласейе – он духа бить начинает и тем от скуки спасается. Вот у Травстилы в кузне огненные духи трудятся: металлу крепость дают. Почему бы Аласейе земным духам не дать повеление, чтоб землю рыхлили?

«Хэй, Аласейа! – говорит Книва. – Подожди пить! Скажи, велишь ли духам земным землю рыхлить или зазорно тебе такое?»

Улыбается Аласейа. Книва ему говорит, а он не слушает. Пиво пьет. Чашей о чашу Овиды стучит. Должно, у них на небе обычай такой: на пиру грохоту щитов подражать. Эх, какой теперь родич у Книвы! Довольно только поглядеть, как он пиво пьет. Сигисбарн… Да что Сигисбарн, сам старший брат Книвы Агилмунд, что у Одохара в любимых десятниках ходит, – и половины того пива не выпьет, что Аласейа в нутро пенным потоком льет. Четверть выпьет – и упадет. А Аласейа только смеется и чашей о чашу Овиды стучит. А Гееннах меньше пьет. И утреннего дара Алафриде не дал Каумантиир Гееннах. Но роду Хундилы в том обиды нет. С этим и сам Хундила согласен. Кто таков Хундила? А Гееннах Каумантиир – ого-го!

Но Аласейа пиво пьет лучше Гееннаха. И от гнева его земля горит и дымом исходит. Книва толкает нового родича:

– Слушай, Аласейа, а ты не можешь опять в гнев прийти? Чтоб гром гремел и дым из земли шел? Страсть как я грохот люблю, Аласейа! И когда огонь из земли, и дым!

Улыбается Аласейа. Не хочет ярость будить. Хорошо ему. А Книве вдруг плохо стало. Желудок к горлу подскочил. И Книва тоже подскочил, выбежал из избы – и сразу пополам согнулся.

Полегчало немного. Выпрямился Книва. Услышал рядом похожие звуки. Кого-то тоже выворачивало.

Шевельнулась шкура у входа. Овида появился. Сошел степенно к плетню, шнурок развязал, помочился. Постоял немного. Потом обратно пошел. После Овиды Гееннах вышел. Вместе с Алафридой. Алафрида теперь – его тиви. Так вокруг и вьется. Гееннах за ворота вышел – струю пустил. И Алафрида рядом присела, пожурчала. И тут же на Гееннахе повисла, к берегу его потянула, где за кустами полянка с мягкой травой. Книве любопытно стало: как у небесных героев это дело происходит? Что они такое делают, что даже зловредная Рагнасвинта мягкой да пушистой сделалась, словно беличья шкурка.