ни анфас,

ни профиль бармена, ни молодые вина.

Тебе не нужен хохот ушлых дур,

ни вид с натуры и ни юноша Артюр,

ни плющ на хрупкой стенке коллектива.


– Давай еще разок, снимаем без штатива.


Ни чибисы, ни мотыльки в стекло,

ни зло и не добро, ни запах стружки,

ни то, что мимоходом занесло,

ни плед на женщине в убогой комнатушке,

ни тяжкий грех, ни сбитые костяшки,

ни вермахта божественные пряжки.


Тебе, которому все это претит,

Увидеть и, увы, не умереть.

апрель 20

Поездка

страх высоты заглавной буквы

секиры запятых и стыд за них

в сверкающих мензурках подсознанья

редактор роговины разминал

залез на рифму вышел на вокзал

стеклянный купол корешками сотен книг

плацкартный чад проник пока ты успокойся

плевался где тут синтаксис такси

везет тебя по Лиговке-иголке

в парадной (боже упаси) коты встречают

трением о ноги

ну проходи чего стоишь ждала устал с дороги

ну обними мосты разведены


апрель 20

Северный этюд

Череп – зубчатые башни,
Вены рек и мышцы пашни,
Занимается заря.
– Эй, ворота отворяй!
– Прешь с мякиной в ряд калашный?
Вопрошал язык домашний —
Гдовский говор скобаря.
И в открытое оконце
Сонным шагом входит солнце,
Расползается молва
– Ты слыхал, наш голова
за добротное суконце
бор сосновый дал ливонцам,
вот те крест, его слова!
апрель 20

«в свои восемнадцать…»

в свои восемнадцать
фланируешь полный жеманства самолюбования
звездной пыли в карманах
стреляешь мелочь пишешь звенишь не спишь
влюбчивый пьешь
стрелки на брюках как бритвы
штиблеты сбивают в лужах отраженье нахала
куришь сапожником мацаешь
девичью грудь спрятав зевоту поесть не забудь
играешь в кино
мчишься на велике друга лежишь на косе
в лапах солнца
от предвкушений всесилен
бледен нелеп безразличен
как посторонний Камю
смотришь на дождь в таксофоне
март 20

«В кочевьях луны скуластой…»

В кочевьях луны скуластой
Отдыхают погонщики звезд,
Плавные и распластанные —
Вытянулись во весь рост.
Они озирают планеты,
Стенанья существ живых,
И руки, что к небу воздеты,
И речи глухонемых.
И смотрят на гнев и на скотство,
На бойни, на бег синих туч,
На мудрое руководство
Помойных зловонных куч.
Пытаются в недоуменье
Постичь эту склизкую муть,
Где день от рожденья до тленья
Сбывается как-нибудь.
Но вскоре они засыпают
Обуглившись лунным вином,
И звезды тихонечко тают
На бархатном небе ночном.
февраль 20

Сансарический этюд №4

Воскурим благовония
из человеческого жира
в агонии бардо,
на радость музыкальным инструментам,
пока еще мы слышим голоса
и те нас призывают бросить страх.
Чем дальше падаешь,
тем явственней моменты —
как будто побывал во всех мирах.
Богиня Грома с головой вороны
в руках сжимает труп младенца,
от вспышки шока запульсировал оргазм,
на внутренней поверхности бедра
царапая,
стекает семя в заусенцах,
лицо перекорежил спазм.
А дальше – больше,
ты бежишь, бежишь, бежишь,
ныряешь где поглубже,
там, где жижа,
и вроде дышишь,
снова жизнь…
свинарник чист,
подруга причиндалы твои лижет,
картофельных очистков целый таз
и глазки-пуговки уверены – экстаз!
Лежишь в соломе, в небе облака,
разлит повсюду запах формалина
и на стене бликует ножик мясника.
февраль 20

Конечно же

Прямая спина медитаций,
Выносливость, крепкое тело,
Конечно же мне хотелось
И небо коптить между делом,
И хлеба горячего мякиш
На фоне цветущих акаций.
Взирать на беспечные пары,
И рядом со мной мои парни
Ведут несусветные споры
О кинематографе Бога.
И рифма проста, и дорога —
Прибрежна, нежна, бесконечна,
Конечно же мне хотелось
Закончить вот именно так.
Но сна не хватает, я жалуюсь,
Из ног вытекает усталость,
А многоэтажки алые
К закатному солнцу льнут,
Летим же, каурка сивая!
В такси льет шансон плаксивый,
И вены жилых массивов
Стянул горизонта жгут.