– А как другие её называют?

– По-твоему, я похож на школьного учителя?

– Нет, но говорите как учитель.

– Так ты кое-что знаешь про школьных учителей?

– Да, сэр, – отвечает мальчишка и осекается, видя, что угодил в капкан.

– И тем не менее в понедельник днём…

– В школе никого нет, все побежали смотреть казнь. Не хочу сидеть и…

– И что?

– Обгонять других сильнее, чем уже обогнал.

– Коль скоро ты обогнал других, то надо привыкать к этому, а не превращать себя в дурачка. Иди, твоё место в школе.

– Школа – место, где учатся, – говорит мальчик. – Если вы соблаговолите ответить на мой вопрос, сэр, я чему-нибудь научусь, и это будет означать, что я в школе.

Мальчонка явно опасен. Поэтому Енох решает принять предложение.

– Можешь обращаться ко мне «мистер Роот». А ты кто?

– Бен. Сын Джосайи. Мой отец – свечник. Почему вы смеётесь, мистер Роот?

– Потому что в большей части христианского мира – или Европы – сыновья свечников не посещают школу. Это особенность… здешнего люда.

Енох едва не сказал «пуритан». В Англии, где пуритане – воспоминание давно ушедшей эпохи или докучливые уличные проповедники, такой ярлык успешно означает неотёсанных обитателей Колонии Массачусетского залива. Однако здесь всё напоминает Еноху, что правда куда сложнее. В лондонской кофейне можно всуе поминать ислам и магометан, но в Каире таких терминов нет. Здесь – пуританский Каир.

– Я отвечу на твой вопрос, – говорит Енох, прежде чем Бен успевает задать следующий. – Как в других краях называют то место, откуда я прибыл? Что ж, ислам – более крупная, богатая и в некотором смысле более умудрённая цивилизация, объемлющая европейских христиан с востока и с юга, – делит мир всего лишь на три части: их часть, сиречь дар аль-Ислам; часть, с которой они состоят в дружбе, сиречь дар аль-сульх, или Дом Мира; и всё остальное, сиречь дар аль-харб, или Дом Войны. Последнее, вынужден признать, куда лучше слов «христианский мир» описывает края, населённые христианами.

– Я знаю про войну, – самоуверенно говорит Бен. – Она закончилась. В Утрехте подписали мир. Франция получает Испанию. Австрия – Испанские Нидерланды. Мы – Гибралтар, Ньюфаундленд, Сент-Киттс и… – понизив голос, – …работорговлю.

– Да… «Асьенто».

– Тс-с! У нас тут есть противники рабства, сэр, и они опасны.

– У вас есть гавкеры?

– Да, сэр.

Енох пристально изучает мальчика, ибо человек, которого он ищет, тоже своего рода гавкер. Полезно узнать, как смотрят на них в округе менее одержимые собратья. В лице Бена читается скорее осторожность, нежели презрение.

– Но ты говоришь только об одной войне.

– Войне за испанское наследство, – кивает Бен, – причиной которой стала смерть в Мадриде короля Карла Страдальца.

– Я бы сказал, что смерть несчастного была не причиной, а поводом, – замечает Енох. – Война за испанское наследство была лишь второй и, надеюсь, последней стадией великой войны, которая началась четверть столетия назад, во времена…

– Славной революции!

– Как некоторые её называют. Ты и впрямь посещал уроки, Бен, хвалю. Может быть, ты знаешь, что во время Революции английского короля – католика – пнули коленом под зад и посадили на его место протестантских короля и королеву.

– Вильгельма и Марию!

– Верно. А ты не задумывался, из-за чего протестанты и католики вообще начали воевать?

– У нас в школе чаще говорят про распри между протестантами.

– Ах, да – явление сугубо английское. Это естественно, ибо твои родители попали сюда в результате именно такого конфликта.

– Гражданской войны, – говорит Бен.

– Ваши выиграли Гражданскую войну, – напоминает Енох, – но после Реставрации им пришлось туго, и они вынуждены были бежать сюда.