Лора поднимается, так и укрываясь одеялом. Кроссовок остается на полу, но она успевает добежать до чердака – там, где ее подобие комнаты.


Среди грязных сложенных вещей и свисающей с потолка проводки она падает, утыкается носом в сальную подушку и рыдает. Глухо, так, чтобы ее не было слышно. Тело предательски вздрагивает так, как при прыжке. Исчезнуть хочется сильнее, чем когда-либо. Хочется уйти туда, где будет спокойно. Где не будет ни Саманты, ни меланхоличного Джерри, который никогда не заступался за дочь.


Лора не помнит счастливых моментов. Они были так давно, что казались уже чем-то абсолютно нереальным, происходящим не с ней.


Когда-то отец владел небольшой мастерской, где он делал разные мелочи для дома и посуду. Мать обожала оформлять витрины, показательно любезничала со всеми, чтобы приходило больше покупателей. По субботам они ходили в гости к соседям, пили, а Лору угощали иностранными конфетами со странными вкусами. А потом… Потом крупные магазины начали вытеснять все мелкие лавки с центральных улиц. У них тарелки продавались по цене, сравнимой с проездом. Ручная работа стала непопулярна, счета росли, а возможности – уменьшались. В итоге из большой квартиры Райты переехали в одноэтажный домик, который продавался за бесценок из-за совершенного в нем убийства (говорят, по очереди убили отца, дочь – а через полгода мать, во время суда над виновным).


Джерри пытался что-то сделать. Первое время он искал новых клиентов, хотел устроиться куда-нибудь на работу, но раз за разом ему предпочитали более молодых кандидатов. Тогда он начал пить. Подрабатывал в Гротхенском порту днем, а вечером – неизменно шел куда глаза глядят, с бутылкой очередной бормотухи.


Саманта даже не стала искать работу – она слишком привыкла сидеть на чужой шее, и в нехватке денег, в первую очередь, обвиняла Лору. Она специально поставила на холодильник кодовый замочек, чтобы маленькая дрянь не могла съесть неразрешенное. Она не покупала ей одежду, средства гигиены или полотенца. Запрещала стирать тогда, когда кто-то есть дома – один вид нижнего белья Лоры оскорблял Саманту.


Лора вытерла лицо, присела на корточки. Нужно как-то вернуть себе куртку, но она не знала, ни сколько времени, ни где искать проклятого Швецского.


Внезапный шум колес за окном заставил девушку вздрогнуть и оцепенеть. О господи, он же не решил заявиться сюда?! Если Саманта его увидит, то до утра Лора точно не доживет. Из нее сделают мясное филе, и наконец-таки мать будет довольна. Ужас, продирающий все тело, начиная с живота, застрял комком в горле.


Машина остановилась, но ни стука, ни звонка в дверь не прозвучало. Либо это не он, либо не стал заходить. Для уверенности девушка медленно подползла к круглому окошку с коричневым от грязи стеклом.


Швецский действительно оказался внизу. Он был не один – рядом с ним стоял какой-то мужчина, отчаянно косивший под ковбоя прошлого века. Девушка закусила губу, думая, что же ей делать.


Вряд ли Саманта уснула – еще и под грохот на чердаке, вызванный не самым тихим ползком Лоры. Спина болела так, что не хотелось вообще двигаться с места, а не то, что что-то придумывать и подбирать. Может, ей повезет, и тогда ее не будут бить второй раз за день – такое случалось, если Саманта слишком уставала.


Девушка попробовала высунуться на секунду – посмотреть, чем занята мать. Женщина снова лежала на диване и довольно похрапывала. Стараясь издавать как можно меньше звуков, Лора выползла из комнаты, на четвереньках преодолевая лестницу. Руки сразу же измазались в чем-то черном и липком, и пол уже в таком виде было бы сложно преодолеть.