– Ты что приперся в такую рань, убогий? – смерив его рыбьим взглядом, спрашивает девица. Голос у нее сиплый и скрипучий.

– Дождь на улице, – указывает кивком на дверь Эд.

Девица сплевывает на пол.

– И что с того? Покупай выпивку или выметайся, бродяга.

Эд неспешно подходит к стойке, запускает руку в карман и, выудив оттуда монету, бросает на стойку. Девица ловко ее подхватывает, шагает к лампе и придирчиво осматривает.

– Ты что, моряк? – спрашивает она, попробовав добычу на зуб. Эд в монете уверен. Сплав для чеканки в этот раз покрепче обычного олова. – Никогда не видала таких денег.

– А мне что с того? – Он пожимает плечами. Сомнения жуткой девки его веселят. Ее можно понять – монета ведь сделана на совесть, даром что выглядит непривычно.

– И то верно, – наконец соглашается она, после чего прячет монету за пояс и кивает Эду на бочонок.

Осмотрев его, он обнаруживает длинную трубку, которая ведет к днищу с внутренней стороны стойки. Девка подходит к бочке и кивает Эду:

– Ну чего встал, как столб? Давай прикладывайся.

Эд смотрит на трубку с сомнением. Не похоже, чтоб ее часто мыли.

– Ты бы какую-то кружку дала, что ли, – неуверенно заявляет он, при этом отмечая, что полок с посудой за стойкой не видно. Девка сипло хихикает.

– А ты точно не местный. Говор у тебя чудной. Тебя как зовут?

– Эд. Эдвард Сол.

– Имя вроде наше. А я – Подтяжка Мэг. Смекаешь? – Она запускает пальцы за подтяжки и громко ими щелкает. – Вот что, Эдди: суй эту трубку в рот и тяни. Сколько в один вдох вытянешь – все твое.

Не то чтобы Эду так хотелось выпить, но способ его интригует. Да и утренний холод еще стынет в костях. Только внезапно появившаяся искра в рыбьих глазах Подтяжки Мэг настораживает. Наконец решившись, Сол прокашливается и прикладывается к трубке.

Чувство такое, будто он хлебнул чего-то забродившего или скисшего. Не удержавшись, Эд закашливается, плеснув из трубки на пол. Бдительная Мэг тут же перекрывает кран, заливаясь при этом смехом, больше похожим на кашель туберкулезника.

– Это что за дрянь? – отдышавшись, спрашивает Сол, с запозданием вспоминая надпись на бочке.

– Что написано, – сквозь смех отвечает Мэг. – Все спиртное, что остается, сносят Тику, а он сливает его в бочку. И бродяги вроде тебя, у которых нет денег на приличные напитки, прикладываются к ней.

– И что же он туда сливает? – с сомнением интересуется Эд.

Подтяжка выдает кривую ухмылку, от которой лицо ее, и без того некрасивое, совсем перекашивается.

– Да говорю же – все, что остается. Пиво, наливку, вино, бренди, виски. Сегодня туда даже отправились пара стаканов отличного джина.

Сол опирается о стойку, так что стеклянная банка оказывается рядом с ним. Теперь он видит, что в мутной, вонючей жиже плавают человеческие уши.

– Нравится? – замечает его взгляд Мэг. – Это мои.

– Твои вроде бы на месте, – шутит Эд, уже, правда, сомневаясь, что стоит шутить на эту тему. Подтяжка Мэг оскаливается. Зубы у нее все в черных пятнах.

– Когда я выставляю из «Дыры» очередного бродягу, я хватаю его зубами за ухо и волоку так до самого выхода. А если ему хватает дури сопротивляться – в эту банку отправляется очередной трофей. Здешним патронам такое представление по душе, и за каждое ухо Тик наливает мне стаканчик. Еще пить будешь?

– Нет, – Эда передергивает от одной только мысли о пойле в бочке. – А поесть тут можно?

– Это паб, а не харчевня, – сплевывает прямо на стойку Мэг. – Пей или проваливай.

В этот момент дверной колокольчик тихо тренькает, сопровождаемый стуком тяжелых сапог. Эд оборачивается, чтобы увидеть, как в паб вваливаются четверо парней, крепких и широкоплечих. У пары из них солидные животы и мясистые загривки, двое оставшихся похудее, но с жилистыми руками. Одеты они в простые штаны и синие сорочки, все в темных пятнах, у одного на запястье – мясницкий тесак, у остальных – короткие дубины.