Поев и выпив, Костик, за спиной у Алины, подмигивал Лене, и, выждав, пока сестра отойдет по какой-либо надобности, начинал заговорщицким шепотом: «Слышь, малая, хошь бабла срубить по-быстрому? Я договорюсь с ребятами насчет сауны? и подругу возьми… Только не Алинку!» Лена смущалась и отнекивалась, Костик начинал распускать руки, и экстренно вернувшаяся на место событий Алина налетала на него: «Ты что? офонарел?!! ты ж с ней вместе вырос! – Да что, у нее от этого одно место заросло?» – глумливо защищался горе-сводник… Подруги смотрели друг на друга. «Родная кровь, – упавшим голосом говорила Лене убитая хамством кузена Алина, – на улицу же не выкинешь, его же там свои же друзья-блатные заклюют, дурака такого…» Лена ухмылялась понимающе, потом задумывалась: про совместные женско-мужские посиделки в сауне ей приходилось слышать в парилке обычной городской бани, куда она ходила с матерью – ради банной эстетики. Дневные ее посетительницы, – продавщицы с ближайшего продуктового рынка, пожилые тетки с корявыми, натруженными жизнью телами, – болтали на досуге, сидя на полке, о ночной жизни помывочного заведения, хохотали над проститутками и их клиентами: «Заодно и помылись!» Все это было далеким от Лены, как жизнь на Марсе, а мать брезгливо поджимала губы, шипела «ворье, дебилы, бандиты» и хлестала Лену полотенцем за попытку сесть голой попой на полок: «Здесь грязь кругом!»

Короче, грязные дела и делишки, отъем того, что тебе лично не принадлежит, из случайной практики возведенный в ранг жизненной философии, плюс половая распущенность, моральное и бытовое убожество – такими всегда и везде рисовались типичные представители уголовного мира.

Но что такое было тут, в этом доме-дворце?

За спиной прозвучало – тихо и хрипловато:

– Привет.

Она вздрогнула и оглянулась: Олег стоял у второго тамбура. Лену обдало жаром; не слышала, как вошел. Пришел со стороны кухни, видимо. Она даже его не сразу узнала: он улыбался. А он, оказывается, умеет улыбаться, но тоже вот так – сжав губы. Мягко подошел поближе, и она поднялась с колен, пытаясь остановить начавшееся какое-то вращение в голове. Справилась с этим, но мысли ее все улетучились, и она просто уставилась на Олега, а он остановился метрах в двух от нее. Волосы у него темные, короткие, с проседью. Той, что так красиво называется «соль с перцем». Дорогая красивая рубашка, – темно-синий шелк; серые брюки. Как на нем это все сидит – замечательно просто… Лена смотрит, раскрыв глаза, какой он весь – ладный, статный, широкоплечий, узкобедрый. Выбрит – аж до блеска. У него красивая смугловатая кожа, и цвет лица… такой, здоровый. Не стоит и сомневаться, что он всем нравится. Всем бабам. Совсем не стоит.

Снова повеяло его парфюмом – свежим, горьковатым, древесно-травяным. Кедр и лаванда. И ваниль. И – глаза, темные, бездонные.

– Привет, незабудка. Я на тебя наехал в прошлый раз. Был охреневши от дел. Не бери в голову.

– Я… – она вдруг охрипла и кашлянула, – кх, я не беру.

Какие у него глаза. Он улыбается, спокойно, ласково, но на дне этих темно-карих глаз – тень, пустота… или это она себя накручивает?

– Тебя как зовут?

– Елена… а вы – Олег, – выпаливает она, не успев подумать толком, что делает.

Он удивляется, вздернув слегка правую бровь.

– Откуда знаешь?

– Константин Сергеевич… вас искали. В тот раз. И назвали… назвал по имени.

– Ээээ, задрыга он… – Смотрит на нее, улыбаясь. Улыбка его не нравится Лене, но не тем, что заинтересованная или игривая, а… она слишком отеческая, что ли. – Тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– Совсем большая, – улыбается он.