– Ты..Точно позаботишься, типо? Деньги есть у тя? Ну…

Роузи будто не обращая внимания, как в кино медленно прошагал по небольшой комнатке, подбирая листок со своей работой. Это всё что он хотел взять. Милейший образ, поднятая рука, немного интерпретированная, вместо бутерброда Роузи нарисовал эротичное положение пальцев на губах, и лёгкую улыбку. Простодушность читалась в лице и была передана здесь превосходно. Всё же комиксы пошли ему на пользу.

– Это я возьму. На память. Что с домом?

– Я позвоню хозяйке… воот. А ты с ней разб…

– Да. Я пойду за священником или кем-то типо. Сделаю.

Роузи немногословно вышел, пока что оставляя листок, и зайдя в бар, заказал просто воды. Спрашивая мужичка с типичным щегольским образом в рубашке и небритой бородкой, словно реднека, эдакого типичного бармена

– Тут есть тема… не знаешь где священника найти? Ну типо надо позаботится о трупе…

Роузи один раз болтал с ним, и вытянул было мятую купюру, но добрый парень отклонил её, да и за воду ли платить? Немного поправляя козырёк бармен проговорил ему адрес и сказал типичное – соболезную.

Священник не удивился, даже спросил почему беззубый не пришёл. Роузи это подкосило. Но со всеми своими размышлениями он не делился. Священник, видя это сказал, что предупреждал их и говорил им! Покайтесь грешные! И всё в таком духе, немного бранясь и перебирая свои пожитки они в конце концов вынесли тело…

Видя всю церемонию и немногословие, Роузи оставался в стороне, ожидая когда все уйдут… Людей было совсем мало. Ясное дело кто приходил.

Он наблюдал долго, жадно, внимательно. Как свою собственную смерть. Надо сказать, что они не были настолько близки, совсем уж нет, может эти хлопоты заставили его увидеть нечто эдакое возвышенное, или его дрожащее сердце почувствовало нечто вроде сострадания. Пожалуй. Роузи при всей той скопившийся ненависти был весьма сострадателен. И сегодня… этот маленький человек… человечек, создание которое могло быть воодушевлением, чистотой, раздавлено, разбито, забыто, этот серый, чёрный, дымящий, спешащий, шипящий, шумящий, словно надзиратель, огромная махина, робот, серость, программа, словно конвейер, словно… словно… нечто давящее, нечто хрупкое. Нечто важное, нечто важное! Важное. Важное…

Это отзывалось эхом, словно бред, словно машина, которая едет и переезжает нечто хрустальное, скажем шедевр, нечто, что нельзя повторить более никогда. Да разве это не обычная женщина, коих тысячи? Да. Самая обычная. Так он говорил. И кто-то скажет ещё тупая. Тупая. Но… Она же чувствовала, жила, и город так механистичен, она же слушала его, но Роузи, прекрати, за деньги, ничего такого. Оставь…

Он словно голлум из «Властелина Колец» спорил сам со своими мыслями, то потакая, то оспаривая. То возвышая, то унижая. Это было противоречиво. Он хотел найти истину.

Милый человек. Уж точно важнее того города, хотя бы потому что чувствует, живёт, говорит, дышит. За деньги? Где же доброта других, пусть и за деньги. Толстые животы трясутся от хохота. Очередной министр отобрал часть казны, очередной авторитет ограбил район, очередные элиты пользуются положением. Пусть. Но где же эта наивность. Надутая улыбка? Нет, она глупа… Но…

– Глупышка…

Медленно Роузи начал, шаркая подходить к могиле. И подойдя впал в почти детское лепетание, с примесью инфантилизма и детской слезливости начал причитать дрожащими губами.

– Лизз. Ты глупышка.. но …*всхлип… такая добрая. Простая… ты важная. Важная!

Роузи всхлипывал и говорил, как обычно бывает с людьми в изменённом состоянии сознания, совсем уж мягко, чуть сюсюкаясь как с малыми детьми, то и дело приуменьшая, и, пожалуй, это было отчасти и смешным и страшно грустным.