Комендантша, услышав это, даже чем-то поперхнулась, удивившись такой наглости, но все же нашла места в одной комнате. Поскольку ночь мы не спали ни минуты, Аля свалилась, едва добралась до нормальной постели. А я только застелила ее, отнесла в санузел мыло и зубную пасту и остановилась в нерешительности… Спать? Но тогда я до вечера не встану. А вдруг Севка захочет узнать, как я устроилась? И ждет возле корпуса? Да нет, что за глупости? Он и забыл уже про меня.

Но коварный внутренний голосок начал приводить аргументы в пользу того, чтобы выйти…

– А может, он очень вежливый? Обязательный. Ты вчера пожаловалась, что никуда еще не поселили, неизвестно, как ночь проведешь. Ну, вот может же человек проверить, все ли в порядке? И не воображай!!! Ни к каким твоим несуществующим личным достоинствам это не относится.

Пусть не относится. Если честно, то увидеть Севу хотелось, потому что вчера рядом с ним вдруг прошел страх неизвестного будущего, появилось то чувство защищенности, без которого я бы и не избавилось от внутренней трясучки… Почему так, я не могла сказать, да и думать об этом не хотела…

Сева на самом деле сидел недалеко от корпуса, в тенистом уголке под деревьями. Поздоровался и сразу к делу.

– Вот смотри: я раздобыл расписание консультаций на неделю. Завтра первая. Поедешь?

Ну, конечно же, я ответила, что поеду. А он продолжал:

– Ты как будешь готовиться? В который раз повторять школьную программу нет смысла. Я выяснил, что в литературных музеях часто бывают интересные лекции, там можно получить дополнительны сведения по программе, да еще и узнать о новинках современной литературы.

– А это надо? Знать о новинках?

– А ты как думала? Вот ответим мы на вопросы билета, а нам начнут задавать дополнительные! По билетам все примерно одинаково отвечают, надо же экзаменатору представить себе кругозор абитуриента, его индивидуальные предпочтения, особенности…

Меня охватил страх. ТАК я не готовилась. Читала, конечно, книги вне программы, и достаточно много, но не всегда современные, и это было хаотично, без систематизации и обдумывания…

А Сева поинтересовался, кто из поэтов мне нравится? Я ответила, что последнее время «не вылезаю» из томика Евтушенко, читаю и перечитываю. Многое, в том числе «Песня Сольвейг», невольно выучила наизусть. И вот еще – моя тетя нашла для меня в «Литературке» большую, на полосу, подборку стихов Бориса Примерова – «Синевой разбуженное слово». Они тоже, как-то сами собой, легли в память. Сева поморщился.

– Ну, Примеров – это не то… Я тебе дам на время книжку Роберта Рождественского, изучи! Обрати на него особое внимание. Обязательно прочитай поэму «Письмо в Тридцатый век».

Во время разговора меня не покидал стыд – ну, почему же раньше я ни о чем таком не задумывалась? Ой, темная я какая, оказывается! Хотя и возможности не было… Пока школа не осталась позади, я очень доверяла учительнице литературы, она старалась подготовить нас и к вступительным экзаменам в вуз. А потом… в середине выпускных умер отец. И полтора месяца после похорон прошли, как в тумане…

Я коротко рассказала об этом Севке. Не хотелось, чтобы мои печальные обстоятельства выглядели как оправдание, но не сказать не могла… Он заметил, что я совсем приуныла, и утешил.

– Не горюй! Время еще есть. На подготовку, что даже удивительно, к каждому экзамену несколько дней дают, многое можно успеть. На лекции-то будем ходить?

– Ой, конечно! Предупреждай, где и когда.

– Давай так. Накануне лекции я буду сидеть тут, на лавочке. Подойди в любом случае: если вдруг не сможешь, то скажешь, и я поеду один. И заведи большой блокнот: записывать, я думаю, много придется…