Книжный клуб «Крепкие романтики» мы с Беллой и Мидой придумали за далеко не первой порцией джин-тоника чуть больше двух лет назад.

– Нам необязательно каждую неделю читать определенную книгу, никакой такой скукотищи, – сказала Белла, пьяно размахивая рукой. – Мы просто женщины, которым нравятся любовные романы и которые обсуждают любовные романы. Мы читаем, что хотим, мы даем друг другу рекомендации…

– И мы пьем! – перебила ее Мида, поднимая свой бокал.

Как-то так «Крепкие романтики» и появились на свет. Поначалу нас было всего трое и мама, но после того, как мы повесили постеры на доске объявлений в магазине, клубом стали интересоваться больше посетителей. За первый год его существования люди приходили и уходили, но сейчас у нас образовалась постоянная группа, которая собирается каждую неделю, чтобы обсудить любовные романы, их экранизации и прочие сплетни, которым нам захочется предаться.

Мы не всегда соглашались друг с другом – например, у нас постоянно возникали разногласия, относить ли «Историю любви» и «До встречи с тобой» к любовным романам из-за их концовок.

– «До встречи с тобой» еще ладно, – говорила я им, – но «История любви» точно любовный роман, я за это готова жизнь отдать.

– С ней бессмысленно спорить, – сказала мама. – Она обожает эту книгу с тринадцати лет и ни за что не отступит.

Я улыбнулась при воспоминании, мысленно сделав пометку перечитать «Историю любви» и, может, пересмотреть экранизацию. Фильм можно было назвать рождественским («Никакой он не рождественский», – раздался в мыслях голос Беллы, но Белла и «Крепкий орешек» таковым не признавала, что с нее взять), ведь он вышел в декабре, действие разворачивалось преимущественно зимой, а душераздирающие финальные сцены происходили как раз в канун праздника. Мама была права: я с подросткового возраста любила и книгу, и фильм, но в последние годы стала находить в этой истории странное утешение. Будто она была планом, по которому я могла ориентироваться в своей нынешней жизни и не чувствовать себя такой одинокой. Ведь другие люди, хоть и вымышленные, проходили через то же, что и я.

Из задумчивости, настигшей меня перед полками с шампанским, меня грубо вывел внезапный сильный толчок сзади.

– Какого черта?! – вскрикнула я, оборачиваясь.

Позади меня стоял высокий темноволосый мужчина в дорогом на вид шерстяном пальто и с полной тележкой еды, вина и, кажется, рождественских украшений. Он смотрел на меня свысока и морщил свой слегка искривленный нос.

– Вы только что въехали в меня тележкой! – рявкнула я, раздраженная тем, что меня выдернули из воспоминаний.

– Вы мне мешаете, – сказал он.

– Обычно, – ответила я своим самым жестким голосом, – люди извиняются и просят пройти.

– Я попросил. Вы меня проигнорировали.

– Тогда я вас не услышала. Возможно, стоит говорить громче. Тут ужасно шумно.

Он ничего не ответил, и мы просто пялились друг на друга, пока Нодди Холдер[2] из отвратительных магазинных колонок желал всем счастливого Рождества, хотя до него был еще целый месяц. Он был очень красив – мужчина с тележкой, конечно, а не Нодди Холдер, – и я задумалась о том, как бы он выглядел, если бы улыбнулся.

– Вы все еще мне мешаете, – сказал мужчина через некоторое время без малейшего намека на улыбку.

– А вы все еще не извинились так, чтобы я услышала, – ответила я.

Он закатил глаза и на мгновение отвел взгляд. А потом наклонил голову и посмотрел прямо на меня.

– Извините, можно пройти? – произнес он медленно и язвительно.

Я нехотя отошла в сторону, освобождая ему путь.

– Вы самый грубый мужчина, которого я когда-либо встречала, – бросила я ему вслед.