Я промолчал в ответ, и Лаврентий Филиппович продолжил.

– Но достопочтенные брахманы могли совершить это преступление в силу своих обрядовых обязанностей, – заметил он. – К тому же имеются некоторые неоспоримые улики, – по-видимому, Медведев подразумевал под ними золотого божка, – которые свидетельствуют против них в этом деле!

– Но это ложь! – воскликнул брахман Мадхава, и смуглое лицо его пошло багровыми пятнами. – Мы никого не убивали!

Не совершали никаких жертвоприношений! Мы – мирные путешественники! – заверил он.

Агастья закивал головой в чалме, поддерживая его.

– Так или иначе, – ответил Медведев, – до выяснения всех обстоятельств, вы, господа брахманы, будете находиться под замком в своей комнате! Я лично за этим прослежу! Грушенька!

– кликнул Лаврентий Филиппович ключницу.

Медведев забрал у Грушеньки ключи от спальни индийцев и вышел из-за стола.

– Идемте, дорогие гости, со мной, – проворковал он ласково. – Я провожу вас до ваших апартаментов!

– Это произвол! – воскликнул Агастья.

– Разберемся, – закивал Лаврентий Филиппович.

Я Медведева всегда недолюбливал, но никогда, признаться, не держал Лаврентия Филипповича за идиота. Сейчас же, говоря откровенно, я начинал сомневаться в его здравом уме.

Столкнувшись с Медведевым в коридоре, когда он уже препроводил индусов до места, я остановил его, чтобы переговорить.

– Что вы творите, Лаврентий Филиппович? – спросил я своего давнишнего коллегу. – Какие у вас доказательства против этих несчастных? – укорил я его. – Ясно же, как божий день, что весь этот спектакль с жертвоприношением Индре подстроили, для того чтобы свалить убийство на них!

– Тогда, возможно, вы ответите мне, кто убийца? – Лаврентий Филиппович прищурил светлые глазки.

– Возможно, – ответил я. – Но не сейчас!

– Я-то хоть что-то делаю, чтобы пролить свет на это дело, – проговорил Медведев, – в отличие, Яков Анндреевич, от вас, – уколол он меня.

– Лаврентий Филиппович, – сделал я попытку урезонить его

– но мы же с вами знакомы не первый день… Вы должны мне лишь помогать вести расследование!

– Насколько мне известно, – вкрадчиво начал квартальный, – вам, Яков Андреевич, господин Кутузов это дело вести не поручал… А кто из нас двоих здесь является полицейским?

Мне оставалось лишь развести руками и отправиться восвояси.

Спустя полчаса явился-таки священник читать, какие положено, молитвы над телом. Это был невысокий сухенький старичок в неновой уже, но опрятной рясе, с густой седеющей бородой, которая немного тряслась, когда он разговаривал. У него был приятный голос, ласкающий слух, и яркие живые глаза с прозрачною бархатной поволокой, как у девицы.

Грушенька прямо в гостиную принесла ему графинчик сладковатого доппелькюммеля. Было заметно, что ликер пришелся ему по вкусу. Старичок сразу оживел, его бледные щеки, тронутые морозом, порозовели.

– Ну и метет! – приговаривал он, налегая на доппелькюммель. – Давно в наших краях такой метели не было!

– добавил священник, опорожнил свою рюмку и налил новую из графинчика. – Что здесь произошло-то, объяснит мне кто-нибудь толком или нет? – обратился он к Никите Дмитриевичу Сысоеву.

– Князя Николая Николаевича убили, – ответил управляющий, – да самым что ни на есть жутким образом, – добавил он и пересказал отцу Макарию все, что случилось.

– Ужас-то какой, – перекрестился тот.

– Ух, и страху же мы натерпелись, – вставила свое слово Грушенька, поправляя толстую, густую косу.

– С вдовой надо бы побеседовать, – пробормотал отец Макарий в ответ, словно размышляя о чем-то. – Убивается, поди?! – посочувствовал он.

– Убивается, – подтвердила Грушенька.