– Во даёте, пацанята! Были б нервы чуть слабже, так прострелил бы вам каждому по одному лишнему отверстию в голове. Что делать потом прикажете? Хорошо, что лес большой и места много!

И он задорно смеётся.

12:29

Лес ласково расступается. Тропа ведёт вверх от берега. Нат замечает, что дядюшка на него до сих пор слегка косится, и, улыбнувшись, произносит:

– Хорошо вам здесь. Вы будто единственный любовник природы.

Дядюшка останавливается и с какой-то даже жалостью, прищурив лазоревые глаза, смотрит на Ната. Потом он переводит взгляд на меня, и лицо его – один сплошной знак вопроса.

– Как ты прикажешь мне свои любовные обязанности с ней выполнять? – наконец снисходит до речевого акта дядюшка.

Нат, чуть смутившись, пробует подобрать слова.

– Любовник природы, ну это ты дал поэзии. Меня прозаично весьма больше женщины привлекают. Точнее, женщина. Одна и единственная.

– Ты женился, дядя? – удивляюсь я.

– Нет, замуж вышел.

– А я ещё с ней не знаком!

– Ты ещё много с кем не знаком.

Мы почти подошли к калитке.

– А как её зовут? – интересуется Нат.

Но дядя не слышит, он снова перебрасывает двустволку с плеча на плечо и топает к своему дому.

Перед тем, как открыть калитку, он поворачивается к нам:

– Так, малыши. Среди вас нет ли нацистов, скинхедов каких-нибудь, ультраправых чертей?

Он окидывает нас взглядом и, вдруг расслабившись, начинает посмеиваться, глядя на Сантьяго.

– Ну ты, цыганёнок, точно уж не фашист.

Он касается прикладом двустволки плеча Сантьяго, тот почему-то тупит взор, будто бы виноват в том, что он не фашист.

– Ты, – он показывает на Ната, – вообще чудной какой-то, интеллигенция недобитая, но точно не фашист. – Ну а ты, – показывает он на меня, – был бы фашистом, давно бы тебя уже убил. Даже если бы твои ультраправые симпатии в тебе проснулись в младенчестве.

И дядя Коршун распахивает калитку и проводит нас вовнутрь. Глаз Сантьяго, как прожектор, тут же устремляется к гаражу, у стены которого приставлены моторы, сети, сломанные вёсла, автохлам и даже огромное крыло от самолёта, а может быть, и от ракеты. А я разглядываю дом: ещё в прошлом году крыша его была укрыта новенькой черепицей. Теперь же сверху добавился солидный мохнатый слой из множества листьев, ёлочных и сосновых иголок, другого неопределённого материала природного происхождения. Под скатом крыши всё те же сушатся сети – добротная капронка, никакой лески. Давненько ещё дядюшка объяснил мне, что рыбачить на дешёвые китайские лесочные сети, в которых путается не только рыба, но и всё живое – первый верный шаг на пути к содомскому греху. Под сетями я замечаю уложенные кучкой циановые водоросли – знакомые мне растения. Чтобы отогнать плохие мысли, приходится потрясти головой.