Вздымались чаши, от обилия фруктов, стоял вязкий аромат, ломились столы от различных блюд.

Чего здесь только ни было!

Плов, приготовленный двенадцатью способами, телятина тушеная в соке граната, запеченный джейран, стоящий на блюде на четырех ногах , бараньи головы с пряностями, фаршированные улары, и многое многое другое, для услаждения желудка и взора пирующих. .

Дахир поднимавший чаши со всеми, прислущшивавшийцся к крикам пирующих во дворе( там пировали воины и слуги), пил мало, время от времени, окидывая взглядом приближенных хана. Раскасневшиеся лица, сытое рыгание, похвальбы и славословия в адрес хана. Блеск расшитых халатов и звон речей,непременные гости праздничного тоя.

Сам Тобчи-хан , сидевший на небольшом возвышении, поднимал чаши, ел с аппетитом, то что подносили ему раболепные слуги, но Дахир проницательным взглядом видел, что владыка глядит трезво, оценивающе, порой скрывая чуть насмешливую улыбку.

Глава 3

Гордыня, цвет облаков и бремя страданий человеческих.

Уже три месяца , Дахир был в должности мухтасиба.

От его взора, не ускользала малейшая оплошность слуг и рабов, он отлично научился видеть пороки и достоинства в душах людских.

Отдавая приказания , он не кричал не грозил, оно просто говорил таким ледяным тоном, что обслуга, порой , предпочла бы попасть на пытку, чем ослушаться этого каменного надсмотрщика.

Нет, Дахир не был груб, никого не избивал собственноручно, был сдержан, порой – приветлив и любезен. Просто, дворцовая челядь, была рада, когда мухтасиб в хорошем настроении, может что – то спросить о житейских пустяках, что – то посоветовать в трудный миг. Значит все хорошо, мухтасиб не сердится!!

Значит никто сегодня не будет наказан палками, никто не испытает на себе немилости. Мало кто догадывался, что Дахир с искусством лицедея, меняет маски.

Слишком рано, он, с не юношеской рассудительностью, пришел к выводу,

что в подлунном мире, нельзя верить никому. Человек зачат в грезхе, в грехе живет.

Тот , кто умеет использовать слабости, достоинства и пороки других,

кто проникает в чужие помыслы, будет властвовать.

И предчувствие это оказалось верным.

Однажды, как всегда по утру, он рассказывал хану о том, как обстоят дела в дворцов хозяйстве.

Внезапно, Тобчи- хан, прервал его жестом и произнес

–Вижу, что не ошибся в тебе.

Только запомни Дахир, те , кто покорны, кто в услужении, должны ощущать длань того, кто наверху.

Ежечасно и ежедневно. Тогда они будут лизать тебе руки. Если тот,

кто правит, даст слабину, откусят руку.

Так было есть и так будет в этом мире. И ты стал мухтасибом потому что ты чужой здесь.

Ты не можешь сговориться и ударить в спину. Бойся предать меня Дахир! Даже подумать об измене, бойся.

А Дахир любил ходить в свободные часы по улочкам Аталыка.

Город наполнялся с утра, криками водоносов, звоном кузниц, выкриками торговцев.

Ах какими тянуло ароматами, свеже- сваренного плова, испеченной лепешки, гончарной мастерской, запахом пряностей.

А что тогда говорить о людях? Кого здесь не встретишь?!

Арабы, таджики, ханьцы смуглые индусы, путешественники из страны русов и синеглазые европейцы. Все торгуются шумят, пьют, едят, покупают, продают.

Бьет ключом жизнь Аталыка!

..Уже перевалы начали закрываться снежными шапками, отогнали на давние кочевья, стада скота, ушли по своим становищам , отряды племенных вождей. В отрогах гор, завыли привычную песню ветры, и хмурилось небо.

И Дахир, дворцовый мухтасиб, чутьем прирожденного лицедея и людо веда, ощутил, как по дворцу, неслышной тенью, походкой призрака минувших времен, крадется тревога. Она была неуловима, она ощущалась лишь в том, что теперь была удвоена стража у крепостных ворот и у стен дворца, что Тобчи-хан, несколько раз по ночам вызывал к себе сотников и тысячников, о чем то говоря с ними в самом дальнем покое, безопасном от любопытных ушей, тревога кралась в том, что несколько раз городскую стражу будили криками , гонцы на взмыленных лошадях. Гонцов принимали, в тайне, сам хан и первый хаджиб, Рашид – Мирза. А наутро, свежие конские следы вели из Аталыка в степи и предгорья. Слухи по городу, еще недавно веселому и готовящемуся к зиме, поползли, словно дым от степного костра, во время безветрия.