– Приказ моего отца был ясен. Убирайся. Сейчас же.

Элос остается неподвижным и смотрит на меня, желая, чтобы я возразила.

В затылке нарастает давление. Усталость и воспоминания. Травма и время. Иди. Это тихое, протяжное слово, слепок, который формирует мои кости. Мне было пять, а моему брату шесть, когда ночью пришли люди и сожгли нашу деревню дотла. В ту ночь, когда наша мать обрекла нас на верную смерть. «Иди!» – кричал он после того, как она убежала и спасла себя, когда мужчины обнаружили наше укрытие. Но я подвернула лодыжку и не могла бежать, поэтому он превратился в лося и понес меня на спине в безопасное место.

Это был первый раз, когда мой брат превратился в животное, его первую из трех животных форм, которые все оборотни приобретают на протяжении жизни в дополнение к способности изменять наши человеческие черты. Последнее у нас есть всю нашу жизнь, но животные формы рождаются инстинктом только в момент величайшей нужды.

Второе животное Элоса – лиса. Она появилась позже, когда я испытывала ужасный голод, билась в лихорадке и цеплялась за жизнь. Его третья форма еще не проявилась, но первые две он использовал для того, чтобы помочь мне.

Когда я встречаюсь взглядом с братом и вижу, как боль выплескивается на поверхность, мне хочется отбросить беспокойство о своей работе и защитить его право быть здесь, убедить его, что Финли поправится и что все вернется на круги своя, а это тяжелое время пройдет.

Но мы не можем возродить прошлое, так же как не можем избежать его. А мы с братом выше пустых обещаний.

– Прости, – шепчу я, прежде чем повернуться и направиться домой.

Как бы я хотела быть такой же самоотверженной.

Трудно не чувствовать себя заключенным, когда на следующее утро я следую за капитаном королевской гвардии Торресом по коридору без окон. Установленные масляные лампы мерцают вдоль гранитных стен, пространство под ними окутано тенью, в то время как звук наших ботинок отражается от похожего на каменоломню помещения, словно в насмешку над моими нервами. Когда низкие потолки начинают казаться слишком тесными, я провожу рукой по стенам и снова сосредотачиваю внимание на камне под кончиками пальцев. Здесь холодно.

Король Жерар много раз просил меня о моем присутствии, но не после прямого нарушения его политики или после того, как узнал, что его ребенок заболел. Мрачное выражение лица Торрес и тот факт, что сама уважаемый капитан Королевской гвардии была послана за мной, наводит на мысль, что мне следует начать просить судьбу о хороших новостях, а не о плохих. Однако прямо сейчас мне трудно сосредоточиться на чем-либо. Прошлая ночь принесла мало сна, и мысли в моей голове смешались еще сильнее.

Мы проходим через широкий зал с шелковыми портьерами и свечами, установленными на хрустальных люстрах, затем в смежную прихожую, где служащий вытирает пыль с портретов старых королей и королев, висящих вдоль обшитых деревянными панелями стен. Несмотря на поздний час, шторы на длинных окнах все еще задернуты; как будто замок замкнулся в себе, постепенно становясь таким же тихим, как город за его стенами. Мальчик вздрагивает, когда видит нас, и роняет метелку из перьев так драматично, что это почти смешно, прежде чем резко покинуть комнату.

Капитан Торрес колеблется, прежде чем двинуться вперед. Она обладательница широких плеч под серебряными эполетами униформы, ее темные волосы заколоты, а медного цвета кожа напоминает полированный янтарь. Я только закатываю глаза. Служащие всегда особенно напряжены в дни после чтения Предсказания. После того как король Жерар нанял меня и помог Элосу найти работу в магазине Брэна и Томаса, он приказал служащим замка держать наши личности в секрете; никто за пределами замка не должен был знать обстоятельств нашего прибытия. Хотя этот мандат позволил нам вести относительно нормальную жизнь в Роанине, но сильная напряженность в большей степени, а даже не ненависть, рождала к нам недоверие. Наша история распространилась среди сотрудников замка, как лесной пожар. Я бросаю взгляд на потрескавшиеся портреты, на красный ковер, заглушающий наши шаги, и чувствую благодарность за то, что, по крайней мере, нарисованные монархи не могут убежать, как служитель.