– Возвращайся на пост, Ен-Ти! – грубовато ответил Рэндал. – У меня работы – до конца времен не справиться! Еще ты пристаешь со своей помощью!..

Она сбросила с плеч экзоскелет скафандра. Получилось не так мягко, как полагалось по правилам эксплуатации спецсредств. Гордая и растрепанная вернулась в центр телеметрии. Опустилась в кресло. Любопытная Бериллия тут же выглянула из-за монитора.

– Я подкорректировала орбиту твоей станции, – сообщила она Климентине. – Подняла апогей… Проверь сама!

Климентина сухо поблагодарила: нет ничего хуже, когда твои настройки перебирает другой оператор, пусть даже с самой благородной целью. Окунулась в параметры орбиты и охнула: красное Солнце! – она едва не упустила станцию! Да, могло быть и хуже. Когда они с Рэндалом пререкались в шлюзе, станция начала набирать скорость, все глубже забираясь в разреженную атмосферу Пангеи.

Вечером, когда красная клякса агонизирующего светила опустилась за горизонт, а голубой полумесяц Нептунии затмил звезды, все собрались в центральной лаборатории. Климентина, как обычно, стояла в стороне от шумных компаний. Отовсюду слышался смех, не лишенный нервозной нотки. Кто-то громко обсуждал Партию минувшего сезона и сетовал на свою Золотую Удачу.

Будто сейчас было подходящее время и место!..

Когда в небе появился еще один полумесяц – полупрозрачный рожок розового Трайтона, в лабораторию быстрым шагом вошел иерарх Контон. Одетый во все черное, седой и холодный, как льды Пангеи, он угрюмо оглядел собравшихся. Сложилось впечатление, что он попросит всех вон. Уголки губ иерарха поползли вниз, заключив выпяченный подбородок в дрожащее полукольцо.

Не сказав ни слова, он направился к реактору. Осторожно, словно больного ребенка, Контон нес цилиндрический контейнер. Прыткий Рэндал оббежал иерарха и поднял прозрачный кожух реактора.

– Удачи, иерарх! – поспешила выразить свое расположение к главе миссии искренняя Климентина. Иерарх никак не отреагировал на реплику. Вместе с Рэндалом он закрепил цилиндр на рабочей плоскости, придирчиво поправил манипуляторы сканирующего устройства. С первого взгляда было ясно, что Контон нуждается в помощи: его узловатые пальцы тряслись так, будто принадлежали не ученому-революционеру, а старому выпивохе.

– Активировать! – бросил Рэндал рабам-техникам.

Раздалась мелодичная трель, из-под кожуха реактора полился неприятный, причиняющий боль глазам синий свет. Иерарх отвернулся от устройства. Заложил руки за спину, двинулся к окну, через которое минуту назад Климентина наблюдала эволюции неба Пангеи. В стекле отражались всполохи работающего реактора.

Климентина поспешила освободить иерарху дорогу. Однако Контон синхронно сделал шаг в ту же сторону, встал перед молодой миссионеркой и уставился на нее, словно она была не живым человеком, а плазменной статуей на экспозиции в трайтонском музее искусств. Климентина понимала, что иерарх не имеет в виду ничего дурного, просто мысли его были целиком и полностью заняты веществом, добытым зондом со дна кратера. Все знали, как для Контона важно обнаружить на Пангее частицы гипотетической «Луны-1».

Миссионеры, прищурив глаза и затаив дыхание, следили, как под прозрачным кожухом реактора извиваются гибкие манипуляторы.

– Внимание – данные… – объявил, заикаясь от волнения, вечно прячущийся в кабинете, а сегодня – вынутый на всеобщее обозрение заместитель иерарха по научной работе. – Следы пироксенов, оливины, «ударный» кварц…

Контон, наконец, осознал, что битый час смотрит на девушку пластмассовыми глазами. Ожил, вымученно улыбнулся.

– …опять оливины, незначительное содержание никелистого железа, – заместитель по науке продолжал читать появляющиеся на мониторе столбики с формулами, – углеродные соединения…