В те ранние годы Пинкусам приходилось скитаться по дешевым квартирам. Одиннадцатилетний мальчик, доставлявший вечернюю газету, вспоминал, что по выходным Пинкус сидел, развалившись в кресле, или дремал на диване, всегда окруженный стопками книг. Как-то раз во время проведения эксперимента с участием душевнобольных пациентов Вустерской больницы штата Пинкус с семьей полгода прожил в главном здании психиатрической лечебницы – в «люксе для молодоженов», как это называли некоторые коллеги. Дочь Пинкуса Лора просыпалась, одевалась и шла в школу мимо какой-то женщины, облаченной в мешок из-под муки: эта женщина и другие пациенты навязчивыми движениями рвали бумагу и кидали ее из окон, устраивая снегопад. На вопрос, каково там жить, Лиззи сухо отвечала: «Как в сумасшедшем доме».

Это здание когда-то называли Вустерским приютом безумцев. Снаружи оно больше походило на тюрьму, чем на больницу, – темная, зловещая крепость высоко на горе. Внутри было еще хуже. Пациентов одевали в смирительные рубашки и привязывали к кроватям. Они подвергались электрошоку, инсулиношоковой терапии, вращательной терапии (больных с завязанными глазами быстро вращали в специальных креслах) и, под руководством Пинкуса, – гормональной терапии. Не смолкали вопли от боли и безумный смех, отдаваясь эхом в кафельных коридорах.

Здесь не было весело, здесь было страшно и опасно. Зачем же Пинкус поселил свою семью в таких условиях? Из соображений практичности. Сэкономили на аренде. А еще – тут ему было проще более полно сосредоточиться на работе.

Лет до сорока с лишним Пинкус не умел водить, и собственной машины у него не было. Каждый день он добирался на работу автобусом или его подвозил коллега. Когда в конце сороковых он все-таки сел за руль, то сразу загорелся духом состязания, стараясь обогнать любой автомобиль, едущий в ту же сторону. Азарт соревнования был присущ ему во всем. Прекрасный игрок в «Скрэббл»[24], он никогда не поддавался своим детям и во время игры держал на столе огромный словарь – чтобы оспаривать сочетания букв, словами не являющиеся. На пляже он спокойно заплывал в море на милю, абсолютно не волнуясь, что на берегу тревожатся жена и дети. Даже читая для собственного удовольствия – а он поглощал детективные романы, особенно Агату Кристи и Найо Марш, по сотне в год, – Пинкус словно проверял себя – как быстро он угадает концовку.

Он играл в шахматы со своим страховым агентом и обсуждал философские проблемы с группой людей, называвших себя «Серьезные вонючки»[25]. Но вне мира науки и этих немногих развлечений наибольшее влияние в жизни на него оказывала Лиззи Пинкус – все время подталкивавшая его, заставлявшая думать, частенько испытывавшая его огромные запасы терпения. Готовить и садовничать ей нравилось, но в остальном Лиззи была весьма далека от образа типичной американской домохозяйки, которая сидит дома, печет печенье и каждый вечер встречает мужа с ниткой жемчуга на шее, коктейлем в руке и мясом в духовке. Утром она обычно спала и вставала около двенадцати, предоставляя Гуди поднимать детей, заставлять их мыться и собираться, кормить их завтраком и провожать в школу. Некоторые ее друзья и родственники считали, что эти поздние вставания и общая эмоциональная неустойчивость – проявления аффективного расстройства. Она бывала энергичной, остроумной и очаровательной, но близкие знали о ее резких и стремительных перепадах настроения.

К началу пятидесятых Вустерский фонд стал достаточно стабилен, чтобы Пинкус после десятка лет на тесных съемных квартирах (не говоря о приюте для умалишенных), наконец почувствовал себя достаточно твердо, чтобы купить дом. В соответствии с его природой дом оказался необычным. В здании из красного кирпича между банком и городской библиотекой, расположенном недалеко от центра городка Нортборо, имелась дюжина спален, десять каминов и меблированный цокольный этаж, куда Пинкус иногда приглашал бесплатно пожить приезжих ученых или студентов. Здание больше походило на старинный отель, чем на жилой дом. Пинкус заплатил за него тридцать тысяч долларов – двести шестьдесят тысяч по нынешнему курсу. Места было столько, что в некоторые комнаты Пинкусы вообще не заходили, вспоминала Лора. Но Лиззи обожала огромные гостиные первого этажа, которые она декорировала в неопределенно-азиатском стиле. На окружавших дом землях Лиззи с удовольствием сажала цветы и овощи. Она была талантливой кухаркой и любила готовить большие партии помидоров по-провансальски, которые закатывала в банки, замораживала и раздавала друзьям. На вечеринках, оплаченных из денег Вустерского фонда, она накрывала шведский стол из больших и малых блюд, приготовленных заблаговременно, чтобы самой тоже повеселиться. Она расхаживала со стаканом скотча или виски в руке и сигаретой в зубах, заботясь о том, чтобы самый засушенный ученый размяк и начал смеяться. Иногда она веселила их напитками, иногда – солеными шуточками.