Вечером 9 июля янычары три раза ожесточенно штурмовали русский лагерь. Все атаки были отбиты, несмотря на превосходство в численности и мужество атаковавших. Правда, они штурмовали один и тот же участок лагеря. Поэтому Петр имел возможность перебрасывать по мере необходимости сюда подкрепления, которые снимал с других мест. Турки потеряли около 8—9 тысяч человек, русские – 3 тысячи. После наступления темноты атаки прекратились.

Вот как описывал эти события польский генерал С. Понятовский, находившийся в турецком лагере: «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками «алла, алла», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними… Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (заместитель великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить». После неудачи третьей атаки кегая сказал Понятовскому: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится».

В ходе сражения наглядно выявилось превосходство регулярной петровской армии над османским войском. Один из современников так описывал пришедшее к берегам Прута султанское воинство: «Войско азийское, почитай все пришло сюда… И за великий стыд себе причитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья, и от далекого пути утомлен, и за тем на войну без сердца идут… Хотя войско турецкое есть многочисленно, однако ж торопко, нерегулярно, без голов (начальников) умных…»

Другой очевидец-западноевропеец отмечал: «После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления». Подобное же развитие событий предполагал и начальник янычар, говоря позже султану: «И ежели бы москва наступала, то бы они никогда места удержать не могли… уже турки задние почали было утекать, и ежели бы москвичи из лагару выступили, то бы и пушки и амуницию турки покинули».

Однако обо всех этих обстоятельствах в русском лагере ничего не знали. Петр не решился контратаковать противника после успешных отражений его атак. Он опасался, что во время такой контратаки турецко-татарская конница ворвется в лагерь. Турецкие войска слишком превосходили его войска по численности. Главное же состояло в том, что визирь имел огромное преимущество в кавалерии. Под началом царя оставалось всего около 6,5 тысячи конников. Им противостояли 57,8 тысячи турецких всадников, не считая 70 тысяч татар. Помимо своей малочисленности не вся русская кавалерия была боеспособна. В предшествующие дни от бескормицы (трава была полностью выжжена солнцем и съедена саранчой) пало множество лошадей, уцелевшие же уже несколько дней питались лишь листьями и корой деревьев. Получить фураж в условиях окружения не было никакой надежды.

Русские войска в лагере сохраняли полную боеспособность и дисциплину. Однако люди тоже были до крайности изнурены. Все сильнее ощущался недостаток продовольствия, боеприпасов. Положение оказалось критическое. Можно было попытаться ударить по противнику. Однако успех не был гарантирован. Еще более печальные последствия могла иметь пассивная тактика. Надежды отсидеться в лагере не было. Во-первых, скоро мог начаться настоящий голод, во-вторых, постоянно можно было ожидать новых нападений. Тем более что ночью османы подвезли, наконец, свою артиллерию.