Но пока мы добирались, ситуация усложнилась: гонец привез послание, что нам нужно поскорее уводить жителей разграбленных поселений в безопасное место».

Отец то и дело останавливался во время чтения, выглядел расстроенным, а иногда я замечала в его сапфировых глазах зеленые огоньки гнева. Мама тоже погрустнела, когда подошла к нему и пробежала глазами дальнейшее содержание письма.

– Розалина, иди к себе, – велела она после.

Я послушно встала, присела в реверансе на прощание и вышла. Но то, что осталось непрочитанным в письме брата, не давало мне покоя. Что там такого случилось, о чем родители не хотели мне рассказывать?

По счастливому стечению обстоятельств именно в эти дни на уроках учитель Сайрус и я изучали, как приготовить порошок невидимости. Отличный шанс применить его на практике! Для него необходима была любая чистая паутина, три лоскута прозрачной ткани и последний отраженный луч солнца. Полученным порошком нужно посыпать вещь или человека, чтобы они стали невидимыми. Скажешь, просто. Звучит именно так, но такого порошка получается в итоге очень мало – всего на два применения. Прежде чем пробовать на себе, я сделала невидимой одну из своих кукол, которую сделали специально для меня. Мастера даже добавили, что именно такой красавицей, с длинными волосами и в тёмно-бордовом платье со шлейфом видят меня взрослую. Посыпая игрушку порошком невидимости, я думала:

«Слишком уж она красивая. Только настроение портит. Пусть ее лучше не будет видно».

Все сработало. Кукла стала невидимой, но при этом осталась на своем месте. Тут же я посыпала остатками порошка себя и на цыпочках, проскользнув мимо охраны, прокралась в комнату к родителям и нашла письмо. Стала читать и усвоила ценный урок: правда может быть жестокой.

«Уже по пути к лагерю с выжившими крестьянами мы угодили в засаду, но я смог придумать план. Пришлось разделиться: часть воинов из отряда продолжила путь, а я с другой частью остался отбивать атаку. И еще на всякий случай было решено отправить гонца в лагерь с просьбой прислать подкрепление. Все казалось прекрасным: я рядом с братьями на поле боя! Сражаюсь ради благого дела! Это была прекрасная возможность показать всем, на что я способен».

Я читала письмо и чувствовала, как внутри все сжимается. Я боялась, нет, не за Ареона, а самого письма. Брат писал так, словно у него рука сильно дрожала. Он ставил огромные кляксы, а на местах точек пергамент был порван. Но что еще страшнее: я чувствовала его раздражение, гнев и ярость, которыми было пропитано каждое слово.

«… И мы и полярники сражались доблестно. Именно так я и представлял себе свой первый бой. Но в то мгновение, когда мой меч окрасился настоящей кровью, я увидел округлившиеся глаза моего врага, услышал шуршание вытекающей из него крови… Боже, она была повсюду: рот, уши, нос. Даже глаза! А звук меча, когда вынимаешь его из тела живого человека. Никогда не забуду. Даже сейчас он глухим эхом отдается в ушах… Боже, почему? Почему никто не рассказывал мне, насколько сложно убивать в первый раз?!! Не понимаю, отец, как ты все эти годы спишь с этими звуками в голове? Неужели тебя не посещают призраки тех, кого ты убил?

Мое представление о подвигах рыцарей, твоих верных соратниках, дорогой отец, о которых сложили столько красивых легенд и песен, рассыпалось, как песчаный замок. В первом бою меня, как маленького котенка носом ткнули носом в жгучую правду! Я в панике, отец! Мне больно и страшно.

Не знаю, что случилось по дороге, но гонец не смог добраться до лагеря, потому что подмога так и не пришла. Мы проигрывали, не смотря на хорошую сталь и доспехи, а полярники дрались как обезумевшие звери! В том сражении многие погибли, Пришлось отступить…