Политическая дискуссия вокруг Розы Люксембург в Германии разгорелась в 2001 году в связи с планом «красно-красного» берлинского правительства установить в столице «памятный знак» в честь этого политика. Противники коалиции из СДПГ (Социал-демократическая партия Германии) и ПДС (Партия демократического социализма) нападали на Розу Люксембург как демократа, противника войны, революционного политика и, прежде всего, как символическую фигуру демократического социализма.
Как обычно, историю использовали в актуальных политических целях. И тем не менее я была тогда потрясена, как мало справедливого говорилось в ходе этой медийной дискуссии в начале XXI века о личности Розы Люксембург. Создавался образ «кровавой Розы», на нее навешивали ярлык путчиста, даже террористки, а ее известность и почитание сторонниками объявлялись ошибкой.
Всему этому мы противопоставляем трезвый подход к личности Розы Люксембург, не замалчивая и не забывая, что может существовать страх по отношению к людям и политическим деятелям, предлагающим радикальные решения, затрагивающие суть вещей.
Испанский писатель Хорхе Семпрун написал о своем пребывании в концлагере Бухенвальд и последующих годах так: «Невинной памяти не бывает».
Нам надо всегда осознавать это.
Между любовью и гневом: Роза Люксембург
Йорн Шютрумпф
Директор издательства, Берлин
Из книги «Роза Люксембург или: цена свободы»[8]
Берлин, 2006 г.
Коммунизм… Чёрт побери его практику, но сохрани его Бог для нас как постоянную угрозу над головами тех, кто обладает благами… Сохрани его Бог для нас, чтобы этот сброд, от наглости не знающий, за что и взяться, не обнаглел ещё больше, чтобы общество имеющих исключительное право на наслаждение… по меньшей мере в постель отправлялось с кошмаром! Чтобы у них по меньшей мере пропадало удовольствие читать мораль своим жертвам и чувство юмора для того, чтобы острить на их счёт.
Карл Краус, 1920
Тогда (в январе 1919 г.) я участвовал в одном собрании КПГ, на котором выступали Карл Либкнехт и Роза Люксембург. У меня создалось впечатление, что оба – духовные лидеры революции, и я решил приказать убить их. По моему приказу оба были схвачены. Надо было принять решение отойти от правовой точки зрения… Это решение об устранении обоих далось мне нелегко… Я по-прежнему считаю, что это решение вполне может быть оправдано и с морально-теологической точки зрения.
Капитан Вальдемар Пабст, 1962
Воспоминание ради будущего
Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих.
Роза Люксембург
Левым политическим силам очень редко удавалось таким образом представить свои абстрактные идеи свободы и освобождения, касающиеся как индивида, так и общества, чтобы они становились понятными менее политизированным людям, а главное, привлекательными для них. Часто представители этого направления пытались справиться с данным недостатком, призывая в свидетели своих благих намерений тех, кто боролся за свободу в давние времена. Стоит вспомнить Спартака, братьев Гракхов, Томаса Мюнцера или Томмазо Кампанеллу, Жака Ру, Гракха Бабёфа, Шарля Фурье или Роберта Оуэна, Фридриха Энгельса, Михаила Бакунина, Фердинанда Лассаля или Петра Кропоткина. Позже на эту роль избирали современников: Августа Бебеля и Клару Цеткин, Владимира Ильича Ленина и Аугусто Сандино, Карла Либкнехта, Льва Троцкого, Иосифа Сталина и Мао Цзэдуна, Патриса Лумумбу, Хо Ши Мина и Франца Фанона… Если же – сегодня всё равно – где выходят на демонстрацию, то видишь совсем немного портретов этих людей.
Но есть и некоторые исключения. Один из тех, о ком идёт речь, почти всегда часть войска, но словно парит надо всем и поэтому его часто забывают упомянуть. Это немецкий еврей из Трира – Карл Маркс. А рядом с ним всего три человека, изображения которых можно увидеть везде: польской еврейки, зверски убитой в Германии, аргентинца, попавшего в 1967 г. в Боливии в когти убийц, и итальянца, которого фашисты после многих лет тюремного заключения выпустили в 1937 г., чтобы он умер на свободе – Роза Люксембург, Эрнесто Че Гевара и Антонио Грамши. Все трое символизируют не одно лишь – столь редкое – единство слова и дела. Все трое символизируют самостоятельное мышление, которое не подчинялось какой-либо доктрине, не говоря уже об аппарате. И ещё: все трое оплатили свои убеждения жизнью, причём они, что не вполне разумелось само собой для XX века, были убиты врагами не из собственного лагеря, а из вражеского стана.