– Ах ты, батюшки, – по-бабьи заохала Валя. – Ну-ка, покажи…

Она осматривала его ушибленную ногу, а он разглядывал её тонкие пальцы, круглые глянцевые колени и боролся с искушением обнять эту незнакомую, но почему-то очень желанную женщину.

– Больно?

– Нет.

– Попробуй наступить.

– Всё нормально. Извини… те.

– Да за что? Это я виновата – бросила тяпку на меже.

Она говорила негромко, наклонялась близко, прикасалась ласково… Дима едва сдерживался. Почудилось: от высокого напряжения воздух между ними искрит, даже, вроде, озоном запахло… Он уже почти перестал владеть собой, как вдруг в доме громко хлопнула дверь, Валя испуганно шагнула в сторону, и… будто щёлкнул невидимый выключатель – исчезла искра.

Дима помолчал растерянно, брякнул ни к селу, ни к городу:

– Мне Варвара Кузьминична почему-то запретила к ва… к те… к тебе подходить.

Валя засмеялась, пожала плечами:

– Не подходи, коли не разрешает.

И добавила тихо:

– На мне запретов нет.

Помолчали. Дима тупо топтался на меже, Валя старательно сгребала в кучу вырванную траву. Взглянула в глаза – словно небесной лазурью плеснула:

– Ты куда шёл-то?

– Э-э-э… Работать. Монастырь у вас тут… Хотел набросок сделать.

– В ту сторону иди. Там калитка.

Вернулся Чистов затемно. На столике обнаружил кувшин молока и тёплый ещё каравай. На топчане громоздился огромный тулуп. С наслаждением поел при льющем в оконце ярком свете луны и вытянулся под тёплой овчиной.

И приснился ему странный сон: будто идёт по лунному лучу неземной красоты женщина. Обнажённое тело прикрывают только длинные светлые волосы. Она льнёт к Диме руками, ногами, губами, и он подаётся навстречу её отчаянным ласкам… Вместе они на огромных качелях взлетают к небу и падают вниз… Взлетают и падают, взлетают и падают… В сладком наваждении Дима истаивал, растекался нежностью. Ошеломлённый, не сразу понял, что это не сон, что над ним Валя в покрывале своих дивных волос. Хотел удивиться – не смог, засмеялся, крутанулся, подминая её под себя, и снова улетел в какое-то иное, доселе неизвестное измерение…

А когда вынырнул в реальность дня, Вали рядом уже не было.

Она развешивала во дворе постиранное бельё. Глянула чистыми ясными глазами, поздоровалась ласково:

– Доброе утро.

Дима подошёл, обнял, уткнулся в волосы, закрученные на затылке в большой пучок, вдохнул травный запах:

– Почему ты их днём не распускаешь?

– Не надо. Мешают.

– А я тебя во сне видел…

Валя улыбнулась:

– К непогоде, должно быть. Ступай в дом, там каша на столе.

Снова взялась за бельё. Сосредоточенно доставала мокрые вещи из таза, встряхивала, прицепляла на верёвку – словно отгораживалась от Димы.

Уходить ему не хотелось.

– Угу. Спасибо. Тебе помочь? Может, воды принести…

– Нет, не нужно, мы с Толей сами справляемся.

Дима крутился возле Вали, а она гнала его, беспокойно оглядываясь.

– Иди, делай своё дело, рисуй.

– Ты как будто боишься кого-то.

– Не надо, чтобы Толя нас видел.

– Он же тебе не муж и не сын.

– Зато я ему – всё.

– Где его так?

– В армии.

Отвечала Валя неохотно, и Дима прекратил расспросы. Собрал этюдник, пошёл к монастырю.

У живописных руин уже сосредоточенно трудились Зорин и Полева.

– Что-то ты долго дрыхнешь, – Игорь вгляделся в лицо приятеля. – И лыбишься, как придурочный. Ну-ну… Может, тебе лимончик зажевать?

– Зачем?

– Затем, что на тебя смотреть больно: сияешь, как солнце.

– Иди ты, – отмахнулся Дима.

Подошла Лена, поинтересовалась тревожно:

– Ещё не прибил тебя малахольный братец?

– С чего бы? Он смирный.

– Да? А моя хозяйка говорит – буйный. Прошлым летом с топором гонял по деревне какого-то фольклориста.

– Ещё чего старая сплетница тебе наговорила?