будет расценено как невежливость, меня еще обви-нят в скудости души. И мой выпадающий из этих

вечеринок муж сделает это первым.

– Он небось тебя, красотку, балует, наряжает?

– Он бывает щедрым. Но даже щедрость свою

всегда заранее планирует.

– Я давно уже сама себя наряжаю и балую. Но

с тобой бы местами не поменялась. Тоска( Кстати, как твой испанский?

– Как воздух.

– Что, препод симпатичный?)

– Не без того.

– Ну и позволь себе влюбиться.

– Я влюбляться не умею.

– Или все или ничего?

– В теории. А на практике давно уже ничего.

Я часто чувствую себя динозавром, окостенелыми

останками того, чем когда-то была. И то, что кем-то

была, я вспоминаю только рядом с этим мальчи-ком. Из каждого слова этого дивного языка, словно

57

Полина Елизарова

сок, сочатся чьи-то страстные ночи, чьи-то любов-ные мучения, и весной всегда пахнет, как забытой, ускользающей мечтой…

– Ты очень романтичный динозавр) А у меня

уже давно нет мечты.

– Была?

– Может, и была, лет десять назад…

– Расскажешь?

– Слушай, я тебе сюда позвоню? Рука уже затекла по клавишам бить.

– Буду рада слышать твой голос)

– Але, проверка связи.

– Есть связь!

– Ну так вот, про мечту. Больше десяти лет назад

это было. Мой тогда совсем опустился, запойным

стал. Винить я его особо не винила, скандалила, конечно, но всегда понимала, что среда вокруг него

особая, творческая. Должность свою хорошую он

к тому времени потерял, перебивались копейками за

его статьи. Сын на бабушках да на мне, и вот, помню, я в большой книжный на Тверскую отправилась —

сыну за контурными картами, чтобы уж купить наверняка. Апрель стоял свежий, дразнящий, я вышла

из магазина, и захотелось мне прогуляться. Вначале

я все на небо и на прохожих смотрела, а как дошла

до Манежки, потянуло меня к Красной площади

и дальше, на Ильинку. Иду, глазею на витрины с раз-наряженными манекенами – а приодеться я всегда

любила – и вижу одно платьице. Мечта… На первый взгляд скромненькое, черное, но каждая линия, каждый стежочек безупречны. Словно сама Коко

ободряюще с неба улыбается и шепчет мне на ушко

58

РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ

свои секреты. Дай, думаю, зайду, хотя четко понимаю, что магазин этот ни разу не по карману. Пока

с дверьми их начищенными разобралась, уже целый

план в голове созрел – тут перезайму, там перекру-чусь, да и мужу за статьи гонорар причитается. Он

никогда не был жадным, просто такой уж нефарто-вый чувак… Захожу вся такая из себя, нос кверху, а туфельки стоптанные, сумочка модная, но дешевая, и карты контурные с атласом из нее торчат.

Стоят две девушки, моложе меня. «Что вам? – говорят. – Вы, наверное, курьер?» И столько превосход-ства, столько высокомерия в их взглядах, что у меня, помню, аж костяшки пальцев побелели. Как вышла

оттуда – в голос разрыдалась. А Москва нарядная, кичливая, у ресторанов машины полированные пар-куются, из них девки вылезают, и все разодетые, будто из этого бутика. И такая злость меня поначалу

разобрала, такая обида на Кирилла… Что же, думаю, друзьям его, пустозвонам, накрывала-стелила, бред

чужой до рассвета выслушивала, а потом Юрку

в школу на ватных ногах отводила, в любой ерунде

вдохновить его пыталась, никому не жаловалась, терпела, любовницей всегда на все готовой была…

И за это – вот так?! За это две соски кривляющиеся

с трехгрошовыми душонками меня с дерьмом в двух

фразах смешали?! А тут еще мент вдруг остановил, предъявите, говорит, девушка, документы. Я еще

пуще в слезы, зачем, говорю, москвичке паспорт

с собой носить, если она ребенку за атласом в книжный поехала? Мент поначалу растерялся, а потом

так снисходительно говорит: «Ладно, идите. В следующий раз паспорт с собой берите. У вас на лбу