Николов удивлён:

– Как почему? Они подданные своих императоров. Среди них немало патриотов. Мой Кузьмин – вольноопределяющийся, пошёл служить добровольцем.

– Японцы используют демонов только в открытом бою? Или то, с чем мы с вами столкнулись на днях, не единичный случай, а постоянная тактика?

– Гадят ли они у нас в тылу, вы подразумеваете?

Киваю утвердительно.

– Гадят. И не только демоны. Если время демонов чаще всего ночь, то японская разведка трудится круглосуточно.

– Ввиду визуальной схожести китайцев с японцами японским шпионам несложно притворяться местными торговцами, крестьянами, монахами, кули. Даже прислугой у наших офицеров.

– Да, это серьёзная проблема, ротмистр. К тому же японцы и настоящих китайцев прекрасно научились вербовать, чтобы вызнавать наши секреты.

– Сергей Красенович, как получается, что мы не можем разбить японцев? Снять осаду с Порт-Артура? У нас что, недостаточно сил?

– Представьте себе, Николай Михалыч. Мы до сих пор воюем в основном теми частями, что изначально располагались на Дальнем Востоке.

– А подкрепление из европейской части России?

– Поступает. В час по чайной ложке.

Он ловит мой удивлённый взгляд.

– Напомню, на большинстве своего протяжения Транссиб – однопутка. Эшелоны с вооружением, припасами и подкреплением просачиваются, словно в бутылочное горлышко. Да и на море японцы нас переиграли в самом начале войны.

Точно. Логистика играет здесь на стороне врага.

– Есть, правда, надежда на эскадру Рожественского.

– Цусима! – Я не замечаю, что говорю вслух.

– Что Цусима? – напрягается Николов.

– Эскадра будет идти долго. Здесь, на суше, за это время успеет черт знает что произойти. А в Цусимском проливе легко подготовить ловушку нашим кораблям. Может, стоить их предупредить?

– Это ведь только ваши предположения? Насчёт Цусимы?

С сожалением развожу руками. Ну нет у меня резидента в Токио со связями в Генеральном штабе.

– Я всего лишь штабс-ротмистр. К тому же с потерявшейся памятью.

– Но с острым умом, – парирует Николов. – Не хотите ко мне под крылышко? Мне нравится ваш аналитический склад ума. Да и охотник на демонов нам потребен. Интересную жизнь гарантирую.

Болгарин разливает водку по пиалушечкам.

– Вынужден отказаться, ваше высокоблагородие.

Бровь Николова удивлённо ползёт вверх.

– Я ещё не до конца оправился после падения с лошади. И те самые мои способности дают сбой. К тому же в бригаде могут счесть, что я таким образом решил отсидеться в тылу и праздную труса.

– Понимаю ваши мотивы, ротмистр. Жаль. Возможно, в ближайшем будущем вы всё же примете моё предложение. А пока… небольшой презент. В память о нашем знакомстве.

Николов кладёт передо мной на стол продолговатый бумажный свёрток. Разворачиваю. Короткий меч-вакидзаси. Специально для харакири. Это намёк?

– Ваш трофей по праву, – поясняет подполковник, – с убитого цитигумо.

Выдвигаю клинок из ножен. Линия закалки распадается на иероглифы. Несколько групп по несколько знаков. Что бы эта надпись значила? И лезвие серебром отливает. Э-э, не родственница ли это моей шашке?

Обед закончен, мы с Николовым прощаемся: ему в штаб армии, мне – на фронт.

Кузьма ждёт у коновязи. В сидоре что-то стеклянно стукается друг о друга и аппетитно булькает. Нет, ординарец – это сила: и себя не обидел, и о командире не забыл. Поел, выпил, смотался к госпиталю, где оставил наших коней, и с ними вернулся к харчевне.

Стою, гляжу на своего коня, как дурак распоследний. И что с ним делать? Где у него нейтралка, передняя, задняя скорость? Кузьма смотрит на меня с недоумением: мол, чего энто с их благородием?