– И что?! – возмутился я.

Будто в первый раз альфа с омегой закрылись в боксе. Это же святое.

Пометил и пометил – кому какая разница? Я вчера вжимался в смуглую кожу Риссы, взахлёб упивался её нежностью. «Коммуны лишить нас почти всё, – сказала она. – Почему мы лишить себя остальное?» Что я должен был делать, когда уже держал в руках её душу? Оттолкнуть?

Халлар разошёлся, размахивая сигарой:

– Я разве не предупреждал? Ты теперь не боец, а омегин симбиот! Будь у Риссы хоть часть решительности Лиенны, я бы слова не сказал – езжайте вместе. А куда я отпущу с тобой тепличный овощ? Она автомат в руках не…

– Не смей! – Я подскочил, моё кресло отлетело с грохотом. – Тебе бы то, что она пережила!

Халлар смёл на пол нож, увернулся от хватки, поднимая руки:

– Молчу про Риссу, остынь! Признай правду. Твоя омега против коммунов непригодна, а ты сейчас суток без неё не протянешь.

– Я на соплю похож? Справлюсь.

– Не справишься. Я когда-нибудь врал?

Никогда. У меня в животе похолодело.

– Подожди… Ты не говорил про сутки. Ты сказал про эту… эмпатическую связь!

Он вообще избегал темы меченых омег и своего довоенного прошлого. Можно понять: если бы мою омегу убили коммуны… И думать не хочу. Халлар просил нас не делаться зависимыми друг от друга, это вызывает сложности. Но я выбрал сложности, они того стоили.

Халлар уселся обратно, вытянул больную ногу на тумбочке.

– Вот именно, – сказал уже без наезда. – Думаешь, эмпатия – это вместе грустить и веселиться? Ты теперь её эхо: она вздрогнет там, ты вздрогнешь здесь. Была бы это Сино, Кэрил, любая наша омега – ещё ничего. А Рисса твоя свяжет тебя. Она пока не научилась жить по-нашему, для неё выход из бокса – подвиг. Захочет тебя рядом – и помчишься. А ничего другого она не хочет, не видишь, что ли? Как ты поведёшь группу?

– Поведу. Ты меня знаешь.

Значит, буду справляться и с этим.

Он скривился:

– Забудь, ты не всесильный. Им нужен адекватный координатор. Ты поступил бесчестно – перед кланом, перед голодными детьми. Перед Лиенной особенно. Попроси её рассказать тебе, что такое долг.

Это уже перебор – такие вещи сравнивать. Если бы кто из омег родил от меня бету, я бы тоже позволил избавиться от ребёнка. К счастью, мои сыновья живы, брака не делаю.

Весь клан знал, что Халлар далеко не по-отечески дорожит Лиенной, но помалкивал из уважения к старейшине. Все делали вид, что не замечают, как Халлар постоянно восхищается дорогой ему омегой и ставит в пример. Вот и я не стал спорить.

Стоял перед ним как оплёванный. Куда ни ткни – всюду виноват. Оказывается, быть счастливым среди нашего дерьма приравнивается к дезертирству.

– Зачем, Дарайн? – вздохнул Халлар. – Она твоя, её бы и так никто не тронул.

– Рисса попросила, – буркнул я.

Будто Халлар сам не догадался, зачем. Он и правда надеялся, что я скажу правду вслух?

– Угу. Омега в течке. Зачем ты вообще ей рассказал о метках? Не знала бы и не знала. А то ишь – бросилась всё на свете пробовать… А ты? Я понимаю, без толку взывать к вашим мозгам, когда вы за течную омегу дерётесь. Но метку в порыве не сделаешь. Ты осознавал, что творишь. Как ты мог не подумать, что эта метка сделает тебя бесполезным?

Я потупился. Именно в порыве я эту метку и сделал. В порыве жадности, в ужасе, что в следующий раз, когда Рисса потечёт, меня не окажется рядом, и кто-то посмеет…

Сердце вдруг сжало, как орех щипцами. Будто один в степи, окружённый облавой коммунов, и крупнокалиберные дула нацелены в лоб – мороз пробирает. С чего бы, казалось? Бокс Халлара самое безопасное место в мире.

Но я отчётливо понял, что должен немедленно уйти. Что Рисса уже проснулась. Ей тревожно, она дико голодна – проспала почти сутки. И думает, что я не проснулся рядом с ней, потому что жалею о том, что вчера произошло. Ноги сами непроизвольно развернули меня к выходу.