. Круз доказывает, что посредством этой иерархии правительству удалось сделать ислам инструментом и институтом, облегчив как прямое государственное вмешательство в мусульманские религиозные дела, так и интеграцию мусульман в империю. По утверждению Круза, когда Россия превращала ислам в институт, она в конечном счете стремилась «запечатать границы империи» и изолировать российских мусульман от заграничных мусульман и духовных лидеров11. Ученые могут спорить о достижениях исламской иерархии, созданной российским государством, – выполняла ли она ожидаемую правителями России функцию инструмента государственного контроля над исламом и в какой мере активно сотрудничали с ней мусульмане12. Но никто не спорит о целях, с которыми она создавалась: обеспечить доместикацию ислама в России и изоляцию российских мусульман от глобальных исламских структур.

Главная цель настоящей книги – оспорить этот прямолинейный взгляд. Я доказываю, что Россия не только пыталась культивировать внутренние источники исламского авторитета и побуждала российских мусульман подчиняться государственным исламским институтам, но и поддерживала параллельно исламский институт хаджа, более того – вдохнула в него новую жизнь. В данном случае Россия отнюдь не старалась оборвать связи мусульман с внешним миром, а, напротив, содействовала их облегчению и даже расширению. Эти действия отразились в инфраструктуре хаджа, построенной российским государством в конце XIX – начале ХХ века с большими затратами и усилиями. Россия создала эту инфраструктуру в попытке поставить хадж себе на службу и извлечь из него ожидаемую выгоду для правительства и империи. Это оказалось сложной задачей: хадж, как и другие виды паломничества, был во многом спонтанным явлением, по множеству причин его ход было сложно предсказать, не говоря о том, чтобы контролировать и использовать в своих интересах. Русские чиновники зачастую были разочарованы нежеланием мусульманских паломников следовать официально объявленными маршрутами или пользоваться услугами, которые предоставляло в пути государство. Тем не менее строительство этой инфраструктуры Россией свидетельствует о том, что царские чиновники обладали комплексным пониманием хаджа и его важности для России. Некоторые видели в нем угрозу, но многие другие – выгоду. Глобальные аспекты ислама не были только лишь проблемой, с которой царское (а позже советское) правительство пыталось справиться или тем более которую пыталось устранить; это был феномен, создававший новые позитивные возможности для России, и она старалась использовать его в экономических и стратегических целях.

История того, как Россия унаследовала и усвоила традицию хаджа, – часть более общей истории глобального европейского империализма. К концу XIX века европейцы подчинили колониальному управлению бóльшую часть мусульманского мира (из мусульманских стран только Персия, Афганистан и Османская империя избежали колонизации). Каждая из ведущих империй того времени – Британская, Нидерландская, Французская и Российская – имела в подчинении больше мусульман, чем любое отдельное, независимое мусульманское государство13. И большинство паломников, появлявшихся в Мекке в конце XIX века, были жителями колоний. Их число было беспрецедентным – до 300 тысяч в год в начале 1900-х годов, что являлось следствием мировой революции мобильности, которая шла рука об руку с европейским империализмом14.

В контексте колониального мира, с внедрением железных дорог и пароходов, паломничество превратилось из небольшого по масштабам ритуала, совершаемого в основном элитариями, в массовое ежегодное событие. В нем стала доминировать сельская беднота, толпившаяся на палубах аравийских пароходов с билетами третьего и четвертого классов. Ее часто грабили алчные капитаны; такие случаи попадали в европейские новости и порождали скандалы, один из которых лег в основу сюжета романа Джозефа Конрада 1900 года «Лорд Джим»