Когда мы характеризуем эпоху правления Ельцина, то необходимо в первую очередь высветить его уступки Западу в ущерб геополитическим интересам России. Например, именно «первый западник России» согласился с включением Польши и Прибалтийских стран – Эстонии, Латвии и Литвы – в состав Североатлантического альянса, тем самым дав отмашку военному блоку на продвижение к границам России.

Напомню читателям, что уступчивость Ельцина по вопросу принадлежности Крыма и города Севастополя, проявленная им в начале 1990-х годов, сегодня стόит России огромных материальных и финансовых потерь от западных санкций в связи с присоединением Крымского полуострова к Российской Федерации. Ведь во время сговора в Беловежской пуще Борис Ельцин даже не поднял вопрос перед Леонидом Кравчуком о спорной принадлежности Украине Крыма и Севастополя. Когда российский парламент – Верховный Совет РСФСР – 21 мая 1992 года настойчиво и недвусмысленно заявил об исторической принадлежности этих территорий России, приняв в подтверждение этой истины Постановление «О правовой оценке решений высших органов государственной власти РСФСР по изменению статуса Крыма, принятых в 1954 году», а затем 9 июля 1993 года – Постановление «О статусе города Севастополя», эти решения российских парламентариев, по утверждению знатока российско-украинских отношений, бывшего заместителя государственного секретаря США и советника Б. Клинтона по постсоветским делам Строуба Тэлботта, породили «параноидальный страх украинских националистов перед угрозой территориального захвата». В своих мемуарах под названием «The Russia hand» (в русском переводе «Билл и Борис») Тэлботт откровенно пишет, что третейским судьей тогда выступили Соединенные Штаты, под нажимом которых «человек на танке» категорически подавил подобные замыслы российских парламентариев (20).

Один из парадоксов ельцинской эпохи состоял в том, что такие действия Ельцина находили среди зарубежных государств на Западе более единодушную поддержку, чем в России. Например, как уже говорилось выше, после расстрела Белого дома и разгона Верховного Совета в Вашингтоне и других западных столицах не отрицают, что Ельцин жестко нарушил действовавшую тогда Конституцию и совершил государственный переворот. При этом лидеры Западного мира подчеркивают, что для преодоления паралича власти и продолжения курса реформ у президента России не было «иного выбора». Поэтому свою поддержку антиконституционных действий Ельцина в сентябре-октябре 1993 года они мотивировали тогда и в дальнейшем тем, что его «нестандартные, рискованные акции не блокируют, а напротив, расчищают дорогу для демократии и рыночной экономики в России». Такая реакция Запада свидетельствует, что поведение западного сообщества определяется не столько правовыми, сколько практическими и идеологическими параметрами.

Анализ только некоторых из множества ельцинских «рискованных акций», проведенный нами в ретроспективе, показывает, что среди примерно 200 государств, существующих в настоящее время в мире, вряд ли можно найти пример со столь впечатляющими результатами развала собственной страны.

О деградации личности первого российского президента как-то не принято говорить. Однако, по нашему мнению, Ельцин своими действиями – так же как до него дряхлые маразматики из Политбюро ЦК КПСС – нанес непоправимый ущерб Отечеству и создал реальную угрозу русской цивилизации. Тот же Строуб Тэлботт по поводу Ельцина отмечает, что «личные недостатки ослабляли его как политика и государственного деятеля. Его непостоянство, пьянство, тщеславие, несдержанность, приступы депрессии и самоизоляции внесли свою лепту в российские беды» (20, с. 14). Неадекватное поведение первого лица России вынудило «доброжелателя» Збигнева Бжезинского дать интервью одной из российских газет под характерным названием: «Российским руководителям пора бы протрезветь!» (13).