Недооценка и игнорирование указанных факторов привели к снижению внутренней геополитической субъектности государства на Северном Кавказе. В результате произошла утрата:

– административного контроля со стороны Федерального центра, вследствие чего на Северном Кавказе сложились этнические элиты, которые взяли под контроль все политические и экономические процессы. Ярко выраженное этническое доминирование в политических элитах сформировали фон для сецессии. Не случайно многие на Кавказе считают, что политическое руководство России проводит политику явной дискриминации населения Северного Кавказа;

– военного контроля над регионом, поэтому на территориях республик нынешнего СКФО оружие получило массовое распространение, и сложились этнические незаконные вооруженные формирования, неподконтрольные Центру, но подверженные влиянию местных этнических элит;

– культурно-цивилизационного контроля государства, в связи с этим этническое население северо-кавказских республик больше не видит культурного присутствия большой России, которая стала допускать деление граждан на «своих» и «чужих». Русское население не только осталось без защиты центральной власти, но и было лишено возможности для самозащиты, что неминуемо повлекло его фактический геноцид. Некоторые отечественные СМИ заняты созданием «образа врага» в лице кавказцев. Это, соответственно, вызывает ответную реакцию. Так, например, в Дагестане салафиты из маргиналов превратились в системообразующую силу, которая ставит задачу освобождения от России [149].

С развалом СССР Москва перестала восприниматься центром. Это породило переход кавказских республик с равновесных отношений на обращение к «древнему» прошлому, чтобы отыскать в нем основания для причисления «спорных» территорий. Поэтому местные аналитики считают, что «угроза распада России исходит из Москвы, поэтому Москва сама должна меняться» [1]. «Развязать» северо-кавказский «гордиев узел» необходимо воспроизведением исходного геополитического состояния, помня при этом, что вектор уважения в этой зоне симметричен вектору силы. Кавказ от активного проявления сепаратизма может спасти только наличие русских поселений – казаков, которые должны иметь право на ношение оружия, и уравнивающая всех (эгалитарная) форма управления для конкретного региона. По крайней мере, на том этапе, когда этот регион имеет явно дотационный характер. Мир на Северном Кавказе возможен только при приравнивании прав суверенов с возможностью обращения к «высшему императиву» [149].

Внутренняя геополитика на Северном Кавказе требует не только исправления допущенных ошибок, но и прогнозирования характера внутренних геополитических процессов в регионе. Шмулевич А., президент «Института восточного партнерства» обращает внимание на «линии трансформации» на Северном Кавказе, которые при игнорировании во внутренней геополитике могут трансформироваться в «линии разлома» [349]. Речь идет о линиях как геополитических вызовах, «болевых» точках, которые могут вызвать системную лавинообразную отрицательную реакцию. Экспертиза геополитических процессов выявляет ряд «линий трансформации» на Кавказе, их сплетения друг с другом и тренд «в линии разлома». Среди них:

1. Опасная деформация геополитического пространства России на ее южных рубежах из-за неконтролируемой миграции, что представляет непосредственную угрозу территориальной целостности страны. Здесь нам наглядным уроком служит трагедия сербского населения Косово, которая началась с близорукого решения Белграда в 50-е годы XX века предоставить право на жительство албанским нелегальным мигрантам. Фактически резервной зоной, энергетическим и финансовым донором для республик Северного Кавказа стал Ставропольский край. Этот регион не случайно называют буферной зоной. Больше двух веков он защищал южные границы России от немирного Кавказа. Здесь сходились дороги, культуры, верования, этносы, формировалось особое «сторожевое» мировоззрение. В настоящее время Ставрополье, отмечает С.В. Передерий, научный руководитель Регионального НИИ разработки проблем межконфессиональных отношений, этнополитики и этнокультуры Юга России при Пятигорском государственном лингвистическом университете, стало своего рода спасительной зоной расселения для многочисленных мигрантов, как из закавказских республик, так и республик Северного Кавказа. Значительная часть славян из-за вынужденного исхода из Чечни переехала в Ставропольский край. Почти вдвое сократилась численность славянского населения в Республике Дагестан. Выехавшие оттуда также местом своего постоянного проживания выбирали Ставрополье. Сюда же продолжается исход значительной части славянского населения из Карачаево-Черкесской Республики, некогда входившей в Ставропольский край, а также из Моздокского района Северной Осетии – Алания и других [245]. Наряду со славянским населением в Ставрополье хлынул поток мигрантов армян, грузин, осетин, чеченцев, даргинцев, карачаевцев. Соответственно, в этнодемографической структуре Ставропольского края в течение постсоветского периода произошли серьезные изменения.