Таким образом, далеко не всякое неправо является противоправным – оно может быть и юридически нейтральным в смысле нерелевантности для позитивного (официального) права. Например, отношения мужчины и женщины в рамках т. н. фактического брака не подлежат регулированию нормами семейного, жилищного, наследственного права и т. п. Интересно, что немецкий термин «Unrecht» по значению совпадает с нашим неологизмом «антиправо»; для термина «внеправо», пожалуй, подходит немецкий термин «Rechtsfreistellung», т. е. «освобождение от (официального) права». Однако в качестве существительного этот термин практически не используется. Juristendeutsch применяет лишь прилагательное «rechtsfrei» как указание на неурегулированность какой-то сферы социальных отношений нормами права.

Между указанными классами явлений (внеправо и антиправо) неизбежно существует «серая зона», однако ввиду отсутствия их терминологического отграничения указанная зона фактически представляет собой сплошную неопределенность: мы просто не в состоянии различить, например, такие социальные явления, как личную благодарность за оказанную услугу и бытовую коррупцию.

Кстати, последняя как родовое понятие включает в себя два вида: либо обещание личной благодарности за будущую услугу со стороны взяткодателя, либо аналогичное ожидание со стороны взяткополучателя. Если первый вид личной благодарности (за уже оказанную услугу) еще можно, но не необходимо рассматривать как внеправовое (нейтральное для правопорядка) явление, то факты «бытовой коррупции» обычно легко подводятся под определенные составы Уголовного кодекса.

Вопреки тому что классическая логика (не путать с т. н. юридической логикой), а также языкознание не считаются дисциплинами, достойными внимания юристов, именно блистательное отсутствие этих дисциплин образует зияющую брешь в систематике юридического знания. Так, одной из логико-лингвистических проблем современной теории конституционного и международного права России является нежелание конституционалистов и юристов-международников оперировать контрадикторными понятиями.

Например, легальная деятельность американских спецслужб на территории Германии, включая прослушивание телефонных разговоров канцлера, свидетельствует о том, что некоторые аспекты функционирования публичной власти в Германии явно выходят за рамки рубрики «конституционное государство». Зато эти аспекты могут быть охвачены контрадикторным понятием «неконституционное государство».

Ведь Основный Закон Германии 1949 года по понятным причинам запрещает агентам публичной власти иностранного государства осуществлять свою власть на немецкой территории. Данное обстоятельство тесно связано с проблематикой суверенитета ФРГ – Германия с точки зрения США до сих пор сохраняет некоторые характеристики «американской зоны оккупации». Для юристов-международников данное обстоятельство интересно тем, что частично «неконституционное и несуверенное государство» вполне может быть эффективным субъектом европейского и международного права.

Внутри идеологии публичного права отсутствие пар контрадикторных понятий нередко выполняет сакральную и мифологическую функцию [Schmitt, 2008, 2009]. Так, термин «конституционное государство» создает ложную иллюзию непробельности и перфекционизма конституционно-правового режима. При такой идеологии термин «