Но договоренность оказалась шаткой, что стало ясно в начале 2020 года, когда доверие между двумя основными партнерами исчезло и началась ценовая война. Цены на нефть снова рухнули, что вынудило Россию и Саудовскую Аравию спешно восстановить свое соглашение, урезав добычу еще сильнее, чем раньше. «Мегасделка» ОПЕК+, заключенная в апреле 2020 года, обязала Россию и Саудовскую Аравию вместе с другими членами Венского альянса сократить совокупную добычу в несколько раз сильнее, чем в ходе любых предыдущих попыток сокращения[141]. Но этот эпизод продемонстрировал, насколько неустойчивыми могут быть подобные соглашения. Договоренность не нравилась российским нефтяным компаниям, особенно (как отмечалось выше) генеральному директору «Роснефти» Игорю Сечину, который публично и неоднократно ее критиковал[142].

Для Путина главная цель заключалась в том, чтобы защитить доходы России от продажи нефти, и особенно долю государства, помогая при этом сбалансировать мировой рынок нефти после рекордного падения спроса и цен на нефть, вызванного пандемией COVID. (Как мы увидим ниже, когда цены на нефть растут, увеличивается доля государства, а когда цены на нефть падают, растет доля компаний.) Главная цель Сечина явно заключалась в том, чтобы создать трудности для североамериканских производителей трудноизвлекаемой нефти и ограничить свободу действий США на мировых нефтяных рынках[143]. В качестве дополнительного преимущества более низкие цены на нефть максимизировали бы долю российских компаний в нефтяных доходах по сравнению с долей государства, тем самым помогая обеспечить столь необходимый денежный поток для инвестиционной программы «Роснефти», в частности для амбициозных планов Сечина в отношении Арктики, описанных ниже. Стоит заметить, что эти двое расходятся во мнениях не по поводу изменения климата или «пикового спроса на нефть» – ни один из них в это не верит, – а по поводу наилучшего способа монетизации российской нефти в ближайшей перспективе.

Неровная история соглашений ОПЕК+ дает представление о том, что может произойти в будущем, поскольку крупнейшие мировые производители нефти противостоят друг другу во все более отчаянной борьбе с нулевой суммой за сокращающийся мировой спрос на нефть. У всех сторон, и особенно у более слабых членов ОПЕК, будет все больше стимулов к выходу из любых соглашений о сокращении добычи.

Ключевой чертой этих трех реакций является то, что все они относятся к краткосрочным мерам (примерно с десятилетним горизонтом). По мере сокращения добычи в Западной Сибири средняя стоимость извлечения российской нефти будет расти. Более низкая производительность скважин потребует увеличения затрат, таких как электроэнергия для скважинных насосов, как объяснялось выше. По мере того как отрасль будет уходить из Западной Сибири, будут расти и транспортные расходы, поскольку нефтяники будут работать в более удаленных местах, что потребует большего объема авиаперевозок, а также наземных перевозок по еще не существующим дорогам или по ледовым путям, которые подвержены таянию. Увеличение доли новых месторождений в новых нефтегазоносных провинциях потребует дополнительных инвестиций; и поскольку такие месторождения, как правило, менее продуктивны, то это снизит размер прибыли и усилит давление с целью увеличения налоговых льгот. Правительство сможет предоставлять нефтяной промышленности все меньше и меньше преференций; по данным Минфина, к 2033 году более 90 % российских нефтяных инвестиций потребуют от правительства специальных налоговых льгот