Предлагаемый ЕС углеродный налог на импорт стимулировал широкий спектр встречных предложений, от призывов «пересчитать деревья» и пересмотреть в сторону повышения их предполагаемую абсорбционную способность[84] до идеи использовать удаленный остров Сахалин на тихоокеанском побережье России в качестве «полигона» для экспериментов со схемой торговли квотами на выбросы углерода[85].

В конечном счете предложенная ЕС схема усилила голоса тех россиян – до тех пор находившихся в явном меньшинстве, – которые призывали к введению налога на выбросы углерода или торговли квотами. Гораздо лучше самостоятельно взимать углеродный налог, чем позволять ЕС делать это, говорит Алексей Кокорин из Всемирного фонда дикой природы (WWF). Но пока что российское правительство, похоже, склоняется к тому, чтобы компенсировать российским компаниям убытки в виде налоговых льгот и «преференций». Александр Широв из Российско-Европейского центра экономической политики утверждает, что это было бы дешевле, чем вводить налог на все российские компании, создающие выбросы углерода[86].

Перспектива введения налогов на экспорт углерода, похоже, отразилась на одном важном событии в апреле 2021 года – ежегодном послании Путина Федеральному собранию, которое транслировалось по общенациональному телевидению. В нем Путин заявил: «Мы должны ответить на вызовы изменений климата, адаптировать к ним сельское хозяйство, промышленность, ЖКХ, всю инфраструктуру, создать отрасль по утилизации углеродных выбросов, добиться снижения их объемов и ввести здесь жесткий контроль и мониторинг. За предстоящие 30 лет накопленный объем чистой эмиссии парниковых газов в России должен быть меньше, чем в Евросоюзе»[87].

Между тем остается далеко не ясным, когда и как ЕС фактически введет углеродный налог на импорт. Но одной угрозы оказалось достаточно, чтобы вопрос об изменении климата встал на повестке дня российского правительства, как никогда раньше. Однако, опять же, ясно, что для большинства российских игроков внешняя торговля остается более мощным мотиватором, чем само по себе изменение климата. Но угроза пограничного налога на выбросы углерода также усиливает позиции тех, кто, как Анатолий Чубайс, призывает ввести российский налог на выбросы углерода. Это станет ключевым испытанием сравнительного влияния различных слоев российской элиты по вопросу изменения климата, а также до сих пор твердой приверженности Путина консервативной позиции.

Общественное мнение в основном не принимало участия в российских дебатах об изменении климата. Может ли изменение климата стать предметом протеста молодого поколения против истеблишмента в России, как оно внезапно стало на Западе? Пока признаков этого не видно[88]. Единственные проблемы, толкавшие людей на улицы, – это вывоз мусора и временами противодействие проектам, связанным с вырубкой лесов или использованием охраняемых территорий.

Неправительственные организации (НПО), такие как Гринпис и Всемирный фонд дикой природы (WWF), присутствуют в России, и их взгляды регулярно освещаются в прессе, а также в социальных сетях, но трудно понять, какова их аудитория и какое влияние они могут иметь. За последнее десятилетие правительство закрыло многие НПО, особенно с иностранным финансированием, поэтому тот факт, что экологические НПО до сих пор сохраняются, говорит о том, что они могут пользоваться негласной поддержкой со стороны определенных правительственных кругов. WWF выступил с интересной инициативой проведения ежегодной оценки «экологической прозрачности» российских энергетических компаний, и результаты этой оценки широко освещаются в СМИ. Компании идут навстречу, по-видимому, в основном с оглядкой на международных инвесторов, но практическое влияние всего этого на внутреннюю политику сомнительно.