Международная конференция по изменению климата, состоявшаяся в Киото в 1997 году, ознаменовала собой серьезное изменение в политике изменения климата во всем мире. До того времени изменение климата было предметом обсуждения в основном внутри узкого круга ученых и отдельных официальных лиц. Начиная с Киото оно стало глобальной политической проблемой.

Конференция была созвана для того, чтобы впервые установить обязательные цели и механизмы сокращения выбросов парниковых газов. Но в своей почти цирковой атмосфере она выродилась в стычку между развитыми и развивающимися странами, а также между европейцами и американцами. Развитые страны хотели, чтобы лимиты выбросов были обязательными для всех; развивающиеся категорически отказывались соглашаться на это. Европейцы хотели значительно сократить выбросы CO_>2; американцы и слышать об этом не хотели. Итоговый протокол содержал столько изъянов, что администрация Клинтона даже не представила его в сенат, зная, что он не будет ратифицирован, и администрация Буша окончательно его похоронила. К 2004 году Киотский протокол ратифицировали 54 страны, но для его вступления в силу требовался еще один голос. Россия, которая также еще не ратифицировала его, теперь встала перед необходимостью принять решение. Как следовало проголосовать?

К этому времени международная известность Киотской конференции и последовавших за ней политических споров привлекли внимание высших должностных лиц в российском правительстве. Перспектива проектов в области экологически чистой энергии, вытекающая из соглашения, стимулировала конкуренцию между министерствами, особенно между Министерством экономического развития и торговли и Министерством природных ресурсов[39].

Президент Путин до того времени не занимал никакой определенной позиции по вопросу изменения климата. Его случайные замечания по этому поводу наводили на мысль, что, по его представлениям, для России последствия изменения климата были скорее позитивными, чем негативными. (Одной из первых его реакций была шутка о том, что изменение климата позволит россиянам «сэкономить на шубах».) Тон раннего путинского Кремля был весьма скептичным. Его старший экономический советник того времени, Андрей Илларионов, был известным отрицателем глобального потепления, который вел единоличную кампанию против концепции изменения климата как в российских, так и в международных средствах массовой информации. Как широко известно, он называл Киотский протокол «тоталитаризмом», «ГУЛАГом» и «глобальным Освенцимом»[40].

Однако в 2004 году Путин неожиданно решил поддержать ратификацию Киотского протокола. Путин, конечно, и не думал менять своих взглядов, но использовал Киото как козырную карту в дипломатическом торге, получив в обмен на ратификацию договора Россией одобрение Европейским союзом членства России во Всемирной торговой организации; кроме того, он считал, что престиж России вырастет, если она в последний момент спасет договор, отвергнутый Соединенными Штатами[41].

Россия могла подписать Киотский протокол, не опасаясь последствий для своей экономики, поскольку ориентир по выбросам, который она для себя установила, основывался на советском уровне 1990 года, когда выбросы были очень высокими. Однако с тех пор в результате падения промышленного производства в России после распада Советского Союза выбросы в России резко сократились. Другими словами, Россия могла быть добропорядочным членом мирового сообщества, ничего не делая в течение первых десятилетий, в то время как ее промышленное производство постепенно восстанавливалось, а ее выбросы возвращались к уровню 1990 года. (Как мы увидим, такова позиция российского правительства и сегодня.)