«Степенная книга» – это диалогический текст также и в другом отношении, а именно с точки зрения взаимодействия Церкви и государства. Это взаимодействие Покровский описал как «действие в добром согласии», на основании «общего интереса» в укреплении державы, ее защите от иноверцев и совместного обязательства правителей и подданных следовать нравственным законам Христа и советам церковных иерархов [Покровский, Ленхофф 2007, 1: 95]. Этот анализ верен, но интерпретировать «симфонию» между Церковью и государством следует не столько в институциональных, сколько в личных терминах. В степени первой князь Владимир буквально ведет диалог с ученым греком о христианской вере [Покровский, Ленхофф 2007, 1: 247–266]. На протяжении большей части книги автор ассоциирует правление конкретного князя с именем или именами митрополитов, служивших в период его правления, тем самым поощряя читателей вообразить, какими могли быть их личные связи. Как мы видели, такие митрополиты, как Михаил и Климент, давали князьям уместные советы, которыми те пренебрегали на свою погибель. Иногда князю помогали святые, не имевшие ранга митрополита, выступая его доверенными лицами или непосредственными сотрудниками. Например, Сергий Радонежский совещался с Дмитрием Донским о строительстве каменной церкви в Москве58 [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 35]. Накануне решающей битвы на Куликовом поле в 1380 году Сергий написал Дмитрию послание, «укрепляя его [Дмитрия] на подвигъ противу безбожныхъ татаръ» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 53]. Как отмечает историк Пьер Гонно, Сергий Радонежский сделал долгую посмертную карьеру как защитник Москвы и бич татар: Иван IV молился Сергию о заступничестве во время осады Казани [Gonneau 2011: 258–261]. Конечно, с точки зрения идеологического смысла всей «Степенной книги», она может быть прочитана как диалог между ее составителями, Макарием и Андреем, и ее предполагаемым читателем Иваном IV. По мнению Ленхоффа, книга преследовала «дидактические цели», а именно: внушить Ивану (и, возможно, его преемникам), что власть Москвы зиждется на моральных основаниях, на «нерушимости союза Церкви и московского престола» [Покровский, Ленхофф 2007, 1: 144]. Мы не можем быть уверены в том, читал ли Иван эту книгу (или ему читали), но вполне резонным будет предположить, что церковные иерархи ознакомили его с содержанием.
Ивану бы, несомненно, понравились некоторые из основных интерпретаций в книге. Самой значимой из них был настойчивый акцент на необходимости сильного государства, на царской бдительности по отношению к внешним и внутренним врагам, и особенно – на мобилизации страны перед угрозами латинского Запада и ислама. Как мы уже отмечали выше, упоминание в степени 17-й нечестивых бояр могло показаться Ивану вполне уместным, поскольку из него можно было понять, что Церковь поддержит политику, направленную против боярских амбиций и жадности. Кроме того, Ивану должен был показаться разумным акцент на необходимости гармонии между князем и церковными иерархами. И все же, даже если автор правильно выверил политический посыл книги, который должен был привлечь внимание Ивана после его великих побед под Казанью и Астраханью, он не мог предвидеть ужасной кровопролитной внутренней войны, развязанной Иваном и его опричниками в начале 1565 года. Покровский справедливо заметил, что события в книге, предположительно законченной в конце 1563 года, находятся