В водовороте революции книга «Государство и революция» сразу не нашла читателей, так как была издана только после Октября. В ней Ленин в основном работал над проблемой государства. Прежде всего для собственной внутренней уверенности и для будущего. Кстати, в этой книге было одно положение: всякий партийный и советский руководитель не может иметь больше материальных благ, чем любой другой руководитель, например технический или хозяйственный. Если бы этот принцип всегда соблюдался, то Советская власть существовала бы в России и по сей день.
А вот что касается роли и отмирания государства, положения книги были спорными. Даже тогда – вскоре после захвата власти – одной из постоянных забот Ленина было сохранение преемственности системы управления страной. Советская же эпигонская литература, увы, упор делала на стремлении Ленина сохранить идейную преемственность. Но поезд тогда уже ушел.
Ради исторической правды и из желания отдать должное Ленину-революционеру приведу цитату из его письма Каменеву, датированного июлем 1917 года: «…Если меня укокошат, я вас прошу издать мою тетрадку “Марксизм о государстве” (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетенная… Собраны все цитаты, из Маркса и Энгельса, равно из Каутского против Паннекука. Есть ряд замечаний и заметок. Формулировать. Думаю, что в неделю работы можно издать. Считаю важным, ибо не только Плеханов и Каутский напутали. Условие: все сие абсолютно еще “entre nous” (фр. – между нами)».
Революционный вождь, травимый как агент враждебного государства, ожидающий возможного покушения со стороны врагов, заботится об издании «синей» тетради с цитатами Маркса – Энгельса – таково его секретное завещание. Словечко «укокошат» должно служить противоядием ненавистной патетике: поручение по своему существу имеет патетический характер.
Ожидая удара в спину, Ленин сам должен был нанести удар в грудь. Пока он между чтением газет и писанием инструктивных писем приводил в порядок полученную наконец из Стокгольма драгоценную тетрадь, жизнь не стояла на месте, и близился час, когда вопрос о власти предстояло решать практически. Как только большевики получили возможность влиять на оба столичных совета, Ленин сказал: «Наше время пришло», хотя оставался сторонником всемирной пролетарской революции. Само завоевание власти в России он рассматривал прежде всего как толчок к европейской революции, которая для судеб человечества должна была иметь несравненно большее значение, чем революция в отсталой стране. Об этой исходной позиции Ленина наша эпигонская историография предпочитала молчать, так как этот расчет Ленина был опровергнут последующими событиями, и, согласно позднейшим теориям, русская революция, при всех условиях, оказалась самодовлеющей. Между тем ленинская оценка международной обстановки не была иллюзорной. Симптомы, которые он наблюдал сквозь сито военной цензуры всех стран, действительно знаменовали приближение революционной бури. Революция на Западе, правда, не поставила у власти пролетариат – реформисты спасли буржуазные режимы, – но оказалась все же достаточно существенным фактором, чтобы оградить Советскую республику в первый, наиболее опасный период ее существования. Ситуация была такова, что на основе глубокого и всестороннего анализа внутренней и международной текущей обстановки Ленин созрел для постановки перед РСДРП (б) вопроса подготовки и организации вооруженного восстания.
В брошюре «Уроки революции», написанной в Разливе, он пишет, что февральская полоса революции в России окончилась неудачей.