ст, какой вам угодно. Таким путём мог бы быть сведён на нет весь закон о работе малолетних, если бы фабричным инспекторам не было предоставлено наказом права требовать в удостоверение возраста малолетних и подростков (до 17 лет) представления выписей из метрических книг. Только это обстоятельство и сдерживает заведующих от приёма на фабрику без разбора всех, кому по вику или паспорту значится не менее 15 лет: ведь им так было бы выгодно держать малолетних, которые работали бы наравне со взрослыми. И, тем не менее, в моей практике бывали поразительные в этом отношении случаи. Например, на одной вполне благоустроенной, солидной фабрике не оказалось метрик у подростков; я предложил заведующему вытребовать метрики и доставить их мне для просмотра, при этом отметил несколько лиц, которым по видкам значилось даже 17 лет. И вот, когда метрики были представлены, оказалось, что не только тем у которых в видках стояло 15—16 лет, но даже числившимся 17-летними в действительности было только 14, 13 и даже 12 лет» [23].

Труд детей и подростков использовался, как правило, на самых тяжёлых участках производства, а также на подсобных работах.

По-прежнему в тяжёлом положении находились дети и подростки, работавшие в частных ремесленных мастерских, торговых предприятиях. Официально большинство из них числилось учениками, однако на деле они выполняли ту же самую работу, что и взрослые работники, получая за это жалкие гроши, а то и вовсе работая бесплатно, «за хозяйские харчи». С развитием капиталистических отношений в российских деревнях стал распространённым обычай отправлять мальчиков, а иногда и девочек в учение в город, в мастерские или торговые заведения «с хлеба долой».

«Несмотря на разные постановления и распоряжения о нормировке рабочего дня, о минимальном возрасте для приёма в обучение и прочее, – писал в 1913 году С. Иверонов, председатель правления московского кружка трудовой помощи, – до сих пор приходится читать о массе злоупотреблений, жертвами которых делаются малолетние ученики частных ремесленных мастерских. Среди грубых товарищей, под влиянием невежественных ремесленников, проходит отрочество. Если выдержит здоровье, ученик превращается в подмастерье и мастера, часто и мастерство-то своё знающего плохо… И однако даже такие жалкие познания в ремесле, даже этот скудный заработок, даваемый им, считается удовлетворительным. Забывается при этом, каких трудов стоила эта выучка, ценою какого надругательства над детской душой она далась. А сколько таких тружеников остановилось на половине дороги, погибших, погубленных среди безобразий пьяной, развратной среды» [24].

Изучение судебных дел 1908—1909 годов несовершеннолетних московских правонарушителей показало, что значительное количество совершивших преступления относились к таким категориям как ремесленники (27,9%) и торговцы (24,8%), фабрично-заводские рабочие (9,6%), чернорабочие (6,3%) [25]. Этому в решающей степени способствовали тяжёлые условия труда и быта, отсутствие духовных интересов, безнадзорность со стороны родителей, многие из которых проживали в деревнях и не имели возможности контролировать поведение своих детей.

Все это вынуждало общественные благотворительные организации и попечительства расширять масштабы своей деятельности, искать и находить новые средства и методы работы с несовершеннолетними, целенаправленно вести их нравственное и правовое воспитание.

Активистами защиты прав малолетних тружеников использовались различные источники для выявления всех возможных случаев нарушения действовавшего законодательства. Наряду с постоянными посещениями цехов и мастерских они постоянно анализировали газетные известия, сообщения частных лиц, регулярно опрашивали самих малолетних тружеников, находившихся в поле зрения благотворительности. Каждый случай нарушения прав детей и подростков становился предметом обсуждения с хозяевами промышленных и торговых заведений. Если дело не удавалось решить мирным путём, общество информировало о нем мировых судей. Виновные в этом случае подлежали преследованию в порядке частного обвинения согласно ст. 157 Уложения о наказаниях и ст. 35 Устава уголовного судопроизводства [26].